"Фантастика 2023-195. Книги 1-17

Шевченко Ирина

Несколько дней после этого Мирра ковылял чуть быстрее обычного.

А ногу Мирре сломали осенью, в благодатную пору грибов и кедровых орешков. Подвели его самонадеянность и, как ни странно, именно умение читать чужие мысли. Он шел своим тогдашним быстреньким, валким, немного косолапым шагом с ярмарки, возвращался из соседнего поселка, где по четвергам каждую неделю собирались торговцы, и тащил на себе рюкзачок, нагруженный всякой мелочью. Безмятежно спокойный пейзаж, чистый воздух — он купил себе новенький респиратор, да у дороги прыгала, посвистывая, какая-то веселая птичка, все это настраивало Мирру на благодушный лад. Вообще-то, он отличался довольно скверным характером, но не в тот погожий вечер. К тому же небо было ясным, и целый день светило солнышко.

На обочине,

свесив в канаву узловатые ноги, сидела бабушка, типичный «божий одуванчик». Мирра почувствовал, что бабушка хочет есть, собственно, именно об этом она и размышляла. Мирра подошел с солнечной стороны и издали поздоровался. Ничем делиться за бесплатно он, естественно, не собирался, но что-то, может быть, обменять… Давно привыкший к нервной реакции на свою внешность, он, усмехаясь, смотрел, как бабка испуганно озирается, подвигая к себе поближе костыль и узелок. Никакой агрессии в ее мыслях не было, только паника и желание, чтобы урод поскорее ушел. Мирра сказал что-то миролюбивое, успокаивая бабку и на всякий случай не подходя к ней близко. Она ответила не сразу, корявые пальцы шарили в поисках клюки, но он чувствовал, как постепенно старушка успокаивается, отчетливо слышал ее нехитрые мысли. На предложение поменяться продуктами она сразу решила в чем-то его обжулить, и это тоже было нормально, с этого начинали практически все, хотя обжулить Мирру на базаре было, понятно, невозможно, разве что он сам оставлял продавцу это заблуждение. У бабушки в заначке оказались конфеты, несколько леденцов. Ничего она об этом не сказала, но вспомнила, а Мирра очень любил сладости. Именно это и погубило его ногу. Он потерял осторожность и подошел ближе чуть раньше, чем следовало. Именно в этот момент бабка сообразила, что Мирра довольно слаб и что он, наверное, один. И тут же, без всякого перехода злобы или обдумывания своих действий, она ударила его под колено металлическим костылем.

Так же беззлобно она била его еще минут десять-пятнадцать. Лупила самодельной клюкой в меру своих скромных возможностей, и получалось очень больно.

Мирра только однажды попытался встать, почувствовал вспыхнувший в ноге огонь и замер, скорчился, обхватив руками голову. Затем бабка содрала и выпотрошила его рюкзак. Напоследок он испытал настоящий ужас — старушка что-то повернула в костыльчике, и из ножки показалось длинное лезвие, пика. Здесь она уже задумалась, куда ловчей приколоть урода, а Мирра, подвывая от страха, полз в сторону, цепляясь разбитыми пальцами за траву. Старушка ткнула ему вслед костылем, но далеко, через канаву, уже плохо дотягиваясь, и только ногу оцарапала вдоль бедра, а переходить по грязи канаву ей было лень. Старушка была хроменькая. Тогда она уселась дальше перебирать его рюкзачок, а Мирра уполз в кусты и замер. Домой он приполз только на следующее утро. Не будь у него тогда соседей, он бы и помер дня через два. А так отлежался, отъелся картофельным супчиком, и обошлось.

Теперь память о бабушкиной клюке задерживала всю группу.

Игорь подсел к Женьке на привале. Тот кипятил в жестяной банке какую-то травку: заваривал чай.

— Женька, ты всех загнал. Народ идти уже не может.

— Что значит не может? Надо идти.

— Девчонки совсем никакие, Гера с ног валится, Мишка тоже, и Вовка, обрати внимание, давно скалиться перестал. Еще урода этого тащим. Нормально идут только Рома, Димка да ты.

— А ты?

— А я, между прочим, тоже… Отдохнул бы несколько дней. Все ноги растер.

— Сильно?

— Хорошо растер.

— Так перевяжи.

— Там, где я растер, лучше не перевязывать.

Женька почесал подбородок.

— Ты сам это придумал, об усталости, или уполномочен на групповой протест?

— Я просто не хочу дождаться момента, когда мы начнем падать, как загнанные лошади. Слишком быстро мы идем, Евген. Слишком быстро.

— Ладно, Игорек. На самом деле мы идем слишком медленно. Сделаем так. Ты ничего не говорил, я ничего не слышал. — Женька поднял руку, отвечая на попытку Игоря заговорить, и продолжал: — Тревогу ты поднял рано, идти будем в прежнем темпе. Еще два дня. — Он провел рукой по заросшей щетиной щеке. — Затем сделаем привал, большой привал,

разобьем лагерь, и несколько дней будем отдыхать. Вы будете. А мы с Димой отойдем в сторонку, километров на тридцать пять.

Игорь кисло улыбнулся.

— И куда же вы пойдете?

— Там на карте обозначен большой поселок, заброшенный еще со времен войны. Говорят, он попал под химическую воронку. Попытаемся добыть какой-нибудь транспорт. Даже если ничего не получится, ребята за это время отдохнут, да и мы с Демьяном тоже. Гулять-то будем налегке. Вопросы?

Игорь поправил куртку на давно зажившем плече. Там у него была нашита специальная «щадящая» лямочка. Затем налил себе чаю из жестянки, и одобрительно хмыкнул. К чему относился этот хмык, к чаю или плану Женьки, определить было невозможно.

ГЛАВА 29

Ивс выдохнул дым через ноздри.

Все получалось замечательно. Семенов с дистанции сошел. Сабуро можно было всерьез не опасаться; пока — потому что в будущем предприимчивый японец мог немало ему напакостить, но не сейчас, не сегодня. Лаборатории, одна за другой, сообщали об успешном закрытии тем, о новых лакомых разработках. Чего стоил хотя бы сменный штамм бактерий, живущих в крови заданное количество времени и разлагающих любой внешний препарат. Устойчивость его агентуры все время повышалась, сила организации росла с каждым днем. Ивс реально контролировал почти всех, кто по должности обязан был контролировать его. Проект «Счастье народов» выходил на финишную прямую, сплетая ручейки отдельных исследований в бешеный, ревущий поток, которому не сможет противостоять никакая защита. До начала боевых операций отсчет шел уже на месяцы; спешно достраивалась последняя из необходимых гильбростанций — в Мельбурне.

Все получалось прекрасно. Почему же так тошно было на душе? Он знал, он хорошо знал ответ и на этот вопрос. Он выиграл везде, кроме личного счастья. С женщиной, с той единственной женщиной, которая была ему дорога, Ивс проиграл.

Непоправимо, бесповоротно.

Ни в коем случае нельзя было ее допрашивать.

Нельзя.

Ни теория вероятностей, ни особые положения устава СД, ни эта проклятая засада у нее на квартире, ничто не могло служить оправданием. Он не поверил ей до конца.

Он настоял, пусть вежливо, пусть с извинениями, пусть только на детекторе лжи. Он выяснил истину, но навсегда потерял Надежду. Ее теперь можно вернуть только в виде манекена.

Она была ни при чем.

Ивс погасил в пепельнице окурок и тут же зажег новую сигарету. Последнее время он стал много курить. Только хороший табак, недоступный большинству его офицеров, но — слишком много. Так можно угробить здоровье.

Плевать. Она была ни при чем, и теперь ее нет. И никого не осталось, к кому он, Ивс Вагнер, названный так фанатичными родителями в честь великого вождя, мог бы прислониться. А то, что у него вообще нет семьи, уже начинает мешать карьере. Только воспоминания, только листья и кровь, свернувшаяся в пробирках, отравленная кровь, отслоившиеся ткани, ногти и сердце, бьющееся в виски.

Не вспоминать. Когда-нибудь он сломается на этом. Может сломаться, а этого нельзя допустить. Ему нужно тепло, живое тепло женщины. Семья, может быть, даже дети.

Белкина? Все остальные куклы, дуры, уродины или стервы. В различных комбинациях. Если Белкина? Поманить эту девочку; по крайней мере, ей будет хорошо. Она столько ждет, ни на что не надеясь и ни на что не претендуя. Какой компромат на Семенова собрала, как изящно сработала. Профессионально. Использовала и служебное положение, и разработки лаборатории, и аресты, и откровенный шантаж. Когда ее автомобиль летел с плотины в Днепр, эффектно, рассказывали, летел, кувыркаясь все тридцать метров, она должна была сидеть в кабине. Белкину спасла случайность. Хлипкое заграждение, ремонтные работы, направленный взрыв. Классический террористический акт; все потом списали на поляков. Но это были не поляки. Это был генерал Семенов, это в его ведомство Ивс послал девчонку собирать материал. Она все сделала как надо, она сделала бы и больше, она работала так, что ее пытались физически убрать. А он? Объявил ей благодарность и повесил на шеврон очередную свастику.