"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
— И что же это было? — меня невольно заинтересовала история Бахира, хотя, когда он начал рассказывать я его практически не слушал.
— Он привел меня на Поляну. Так называлось место силы нашей стаи, — я кивнул, показывая, что понял, о чем он говорит. У каждой стаи имелось своё место силы, где мохнатые собирались для проведения любых мало-мальски важный событий — от принятия в свои ряды нового члена до проведения показательных казне й. У каждой стаи место силы называлось по-своему, в соответствии с устоявшимися традициями, а расположение хранилось в строжайшем секрете. Выдать чужаку место силы означало нарушить закон. А для оборотня все чужаки, кроме членов стаи, и даже самые ближайшие родственники-люди подпадали под эту категорию. Не касалось данное правило исключительно Альфы. Альфа вообще не подчинялся никаким правилам, кроме одного, священного и чтимого всеми — Альфа должен защищать свою стаю даже ценой собственной жизни. А стая должна защищать Альфу, ценой жизни всех своих волков. Место силы Гришиной стаи находилось за чертой города, глубоко в лесу, недалеко от озера Панагия, что в переводе с греческого означало «Пресвятая». Поэтому и место силы обитающих в городе волков получило аналогичное название. Именно туда я приехал, чтобы посмотреть на четвертый, последний, бой Бахира. И именно там он предстал перед своей недавно обретенной семьей в новом статусе их доминанта. — В центре Поляны, которая и сама по себе являлась поляной, окруженной плотным кругом густорастущих и очень древних сосен, росло Дерево Танцев. Так его называли местные. Считалось, что ему несколько тысяч лет и в древность вокруг дерева собирались шаманы для проведения обрядов и общения с предками. Так вот, еще издалека я увидел, что на дереве что-то висит. Сперва мне показалось, что это нечто вроде ростовой куклы, но подойдя поближе понял, что это — женщина. Мертвая женщина, подвешенная на ветки и растянутая веревками за руки и ноги.
Повисло гнетущее молчание. Такое молчание, которое одновременно хочется и прервать, потому что терпеть это невыносимо, но и что сказать тоже непонятно, ведь любые слова прозвучат глупо.
— Это была твоя мать, — сразу все понял я. Нужно было быть идиотом, чтобы не догадаться. С неё эта история началась, на ней она должна была и закончиться.
— Да, — тихо ответил Бахир. И в этом едва слышно выдохнутом «да» прогремела такая невыносимая тоска, что будь я чуть больше подвержен эмпатии, растрогался бы. Наверное. — Я искал её почти пять лет. Но так и не смог найти. А у Чумы получилось. Мою мать поймали, убили, а после принесли её тело на Поляну и повесили на дерево. Как главное украшение на рождественскую елку. И все из-за меня. Для меня. Убийца знал, что я состою в стае, которой принадлежит Поляна. И таким образом желал передать какое-то послание. Может быть, хотел напугать меня? А может быть наоборот — утешить…
— С чего ты решил, что твою мать убил Чума? — хмуро поинтересовался я. Мне эта история не понравилась. Совсем.
— Чума оставил на теле мамы свой символ. Вы, наверное, знаете? Это что-то вроде его персональной подписи: два рядом нарисованных круга, а между ними — «птичка». Некоторые называют её «галочкой».
— Схематичное изображение маски чумного доктора, — заметил я, стараясь сохранять спокойствие.
— Да, да, — обрадовался паренек тому, что я его понял. — Его вырезали на коже. Знаете, едва осознав, кто передо мной, я впал в такое отчаяние, что тут же перекинулся… мне было так больно. Боль — это последнее, что мне запомнилось. Пришел в себя я только через несколько дней — истощенный, израненные, с обломками веток в волосах, кусками уже въевшейся грязи скованный серебром по руками и ногам. Знаете, раны, нанесенные одному оборотню другим заживают достаточно долго. Наша регенерация в таких случаях работает значительно хуже. Так вот, мне мои повреждения нанесли волки, которые меня ловили. Потому что обезумев от горя я несколько суток носился по округе, жутко воя, скуля и пугая местное население настолько, что некоторые вообще перестали выходить из дома. А потом я впал в ярость, такую дикую, что начал кидаться на все и на всех подряд, словно бешенный. Потребовалось шесть взрослых волков и больше десяти часов, чтобы схватить меня и обезвредить. Спустя неделю после тех событий меня вновь позвал к себе Альфа. Знаете, вожаком моей прежней стаи был очень умный, мудрый мужчина, профессор математики. Ему когда-то не повезло точно также, как и мне. Он заблудился в Вене, куда приехал на конференцию, забрел не в тот район и… столкнулся с оборотнем. Тот укусил его, выдрал селезенку вместе с половиной почки, сожрал и удрал. А профессор два дня пролежал в канаве на окраине, уткнувшись лицом в грязь. Периодически приходил в себя, пытался звать на помощь, но голоса не было. Все что ему оставалось — это хрипеть и надеться, что кто-то услышит. Но никто не услышал. На третий день он очнулся и понял, что живой. Это удивило его не меньше, чем тот факт, что его тело полностью восстановилось. Идиотом профессор никогда не был и выбравшись кое-как к людям отправился в отделение местной полиции. Там ему помогли, доставили в отель. Заявление он писать не стал, так как не помнил лица нападавшего, да и вообще мало, что мог сказать. Шел-шел по улице, потом кто-то напал сзади. Потерял сознание, очнулся по шею в грязи. Вот и вся история. Но как выяснилось дальше, для профессора все только начиналось. Так же, как все только началось для меня в тот день, когда я пришел к Альфе, а он усадил меня перед собой и рассказал легенду. Легенду о Чуме.
Я уже знал, что это была за легенда.
Её всем рассказывают — молодым вампирам, новообращенным оборотням, только вступающим в силу магам, еще даже не пытавшимся кричать банши и даже ведьмам, обитающим в лесах и уже позабывшим, как выглядит человеческая цивилизация.
И всегда эта передающаяся из уст в уста легенда звучит практически одинаково, неся в себе смысл, сводящийся к одному-единственному выводу: будешь плохо себя вести — и Чума придет за тобой. Что будет дальше, после пункта «придет», сказители не уточняли, а слушатели не спрашивали, потому что ответ и так был очевиден — ничего. Ничего уже не будет, после того, как Чума ступит на твой порог. Это убийца, который не знает пощады, не верит в сострадание и не дарит прощения. И кроме этого, больше практически ничего не известно об этом мифическом сверхъестественном пугало. Чума — практически, как единорог. Все о нем слышали, но никто не видел. Никто не знает, как он выглядит, сколько ему лет, где он живет и вообще — есть ли у него дом? Или он как древние вампиры, живет в пещере, выходя лишь после захода солнца и скрываясь в её недрах с первыми солнечными лучами?
Никто не знает.
Те, кто верят в существование Чумы — называют его карой старых богов — ему все равно, кто погибнет и как много их будет. Главное — восстановить справедливость. Тем способом и в том объеме, в котором он посчитает нужным. Да, Чума — это что-то вроде народного мстителя и мстит он от имени тех, кто не может сделать это сам. Говорят, что противостоять ему можно, вот только — бесполезно. Если он наметил себе жертву — доберется во что бы то ни стало. И убьет. Возможно, даже быстро. Если повезет. Или основательно помучает перед смертью, а потом все равно убьет, потому что живым после встречи с Чумой еще не оставался никто.
А те, кто все-таки не верят в него, как в реальное самостоятельно мыслящее существо, считают, что просто разные люди в разное время захотели устранить своих врагов и постарались подстроить все так, чтобы их проделки приписали некоему мифическому чудищу. А на них самих чтобы никто не подумал и, соответственно, не прислал по их головы корволант, ведь убивать своих вне закона. Так и появились подтверждения существования легендарного мстителя. Потому что у каждого есть грешок за душой и каждому есть за что мстить.
— Альфа рассказал мне, что мою мать убили быстро — одним единственным ударом рассекли сонную артерию. Она скончалась за секунду, даже не успев сообразить, что произошло.
— Что же твоя мать такого натворила, что по её голову пришел мститель? — пробормотал я удивленно.
— Подробностей я не знаю, — мотнул головой Бахир. — Потому что в какой-то момент осознал, что и не хочу знать. Но если говорить в общих чертах, то моя мама после побега… как бы это сказать… слетела с катушек. Она колесила по стране, нападала по ночам на людей и кусала всех подряд. Альфа моей бывшей стаи и несколько его заместителей знали об этом, но ничего не могли сделать — выследить её было очень трудно, потому что она всё время передвигалась, да и не их это была забота, потому что тот, кто обратил нас с мамой был из другой стаи, следовательно, и ответственность за её действия несли другие ребята. За время своей бродяжнического существования мама успела обратить несколько сотен людей и еще стольких же убить. Так что, смерть её была вполне закономерной и ожидаемой.
Мой помощник подвел печальный итог и замолчал.
Я уже открыл было рот, чтобы выразить ему свое сочувствие, хоть это и было самой бесполезной вещью на планете, как и само сочувствие — самая бесполезная человеческая эмоция, но Бахир вдруг резко затормозил на сменившем свой цвет светофоре, обернулся ко мне всем корпусом и заглянул в глаза.
— Как вы думаете, если Чума действительно сейчас в городе, то за кем он пришел? — на дне его теплых карих глаз мелькнул затаенный, тщательно подавляемый страх.
— Вряд ли, за тобой, — криво изогнул я губы. — Так что, можешь не переживать.
Бахир вдруг скованно улыбнулся и признался:
— Я переживаю не за себя.
И я понял.
Он беспокоился обо мне.
Да, это было очевидно. Если за кем Чума и может прийти, то я — наиболее подходящая на роль следующей жертвы мстителя кандидатура.
— Не хотелось бы увидеть вас, болтающимся на дереве, — попытался пошутить оборотень, а я вдруг вспомнил, что он еще очень и очень юн, несмотря на все свои стремления выглядеть серьезно и взросло.
— Не бойся, не увидишь, — пообещал я, откидываясь на сидении и чувствуя, как сердце ускоряет свой бег. Да, одно дело, когда ты сам догадываешься обо всем и совсем другое — услышать, как твои мысли озвучивают другие люди. — Я не собираюсь умирать.
Бахир вернул свое внимание дороге, и мы вновь тронулись с места. До «Шанхая» оставалось совсем чуть-чуть. И я почувствовал себя немного спокойнее. «Шанхай» — моя крепость, там до меня не доберется даже брат.
— Он не человек, — начал рассуждать вслух мой подручный волк, словно уже мысленно прорабатывая стратегию моей защиты. Это было одновременно и смешно, и трогательно. Меня собрался спасать вчерашний школьник. Конечно, в сражении один на один он хорош, но что мальчишка способен противопоставить тому, кто был самим олицетворением ужаса?