"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
— Есть в жизни счастье, а? — с комичной серьёзностью спросил Кирилл. Олег дал ему подзатыльник. — Ай, — грустно сказал младший мальчишка и, вытянув ноги, пошевелил пальцами. — Меня обидели.
В приоткрывшуюся дверь просунулась голова работника:
— Одёжа тут сухая… — нерешительно сказала она. — И сбрали там на стол-то…
…Хозяин не обманул. В чашках дымилась горами гречневая каша с поджаренным в меру золотистым луком и кусками печёнки, на полотенце лежал нарезанный чёрный хлеб, на блюде — солёные грибы. В больших глиняных кружках дымился какой-то приятно пахнущий настой.
— Чёрный! — обрадовался Кирилл и носом воткнулся в ломоть хлеба. — Настоящий чёрный, уххх!!!
Мечи мальчишки поставили рядом. По босым ногам немного тянуло из дверей, но в целом они чувствовали себя согревшимися и от этого окончательно проголодавшимися. Заработали
Кирилл продолжал лопать грибы — его чашка была пустой. Артур приканчивал кашу. Олег отхлебнул сладковатый, с привкусом трав и мёда, настой, потянулся за гуслями. Положил их перед собой, как видел в кино. Щипнул струны — они звучали грубовато в сравнении с «Paganini Steel», но в целом ничего. Олегу вспомнилась походная песня, которую то ли сам написал, то ли просто любил Андрей. Как он там? Как там все вообще?
Он снова щипнул струны.
— Если слёзы в глазах, Если руки как лёд, Если пропасть лежит впереди — Значит, снова не спать, Значит, снова в поход, Эй, товарищ, постой, подожди. А вокруг всё в дыму, А вокруг всё в огне, А вокруг только слышится стон — Может, это не так, Может — снится всё мне, Может это — всё только мой сон? Позади — трын-трава, Впереди — бурелом, Справа, слева — и вовсе темно… Если — это всё ложь, Если — это всё сон — Почему на душе тяжело? Конь споткнулся в ночи, Друг глаза опустил, А на небе погасла звезда… Я коня напоил, Друга молча простил И пошёл — сам не зная куда… [166]166
Не знаю автора слов. Песню часто поют в томском туристском отряде «Странник».
Только теперь он обратил внимание, что и хозяин, и какая-то женщина, и работник-половой, и полдесятка посетителей его слушают — и со смущённой улыбкой отложил гусли.
Олега разбудило солнце.
Оказалось, что он очень устал. Даже не помнил, как уснул, повалившись на заботливо застеленную лавку [167] у стены. А сейчас лежал и смотрел, как в затянутое слюдой окно бьёт яркий летний свет. На улице слышался многоголосый деловитый шум.
167
В обиходе славяне использовали лавки и скамьи. На скамье можно было только сидеть — и она легко передвигалась с места на место. На широких лавках, наглухо вделанных в стену, можно было и сидеть, и спать. Для гостя или посетителя место на скамье считалось менее почётным, чем на лавке.
Мальчишка привстал на локте.
Их одежда и вещи лежали на табурете у двери. Там же — таз и кувшин в нём. Кирилл и Артур дрыхли без задних ног. Артур молча, Кирилл — тихо, но отчётливо посапывая. Олег отвёл глаза, чтобы не разбудить друзей, откинул одеяло и спустил ноги на пол. Посидел, привыкая, встал и, подойдя к окну, повернул засов и распахнул створки.
На него хлынуло лето.
На небе не было ни единого облачка. Сияло солнце. Лужи смеялись зайчиками. Прогрохотала телега, которой правил мужик в алой рубахе. Синим и белым плеснуло от пробежавших с весёлыми воплями мальчишек. Золотом и багрянцем — от платьев неспешно прошествовавших высоких женщин. А крыши домов светились мокрым серебром ольхового гонта [168] . Синела ширь реки. Зелёным морем охватывал Житицу лес, у которого не было видно границ — только голубоватая даль, в которой он, казалось, смыкается с небом.
168
ГОНТ — кровельный материал, клиновидные дощечки с продольным пазом в толстой кромке. При устройстве кровли узкая кромка одной дощечки вставляется в паз другой. Длина 50–60 см, ширина около 10 см.
— Блинннн!!! — вырвалось у Олега. Он глубоко вдохнул сыроватый, но тёплый воздух.
Позади завозился и что-то пробормотал Кирилл, но не проснулся. Олег обернулся. Одну ногу тот поставил на пол и теперь дёргал ею от холода, зато укрылся с головой. Артур тоже повернулся и теперь как-то неприятно, словно мёртвый, лежал на спине.
Решив не будить их, Олег потихоньку умылся, пожевал неожиданно обнаруженную в сумке жвачку, оделся. Ещё посмотрел в окно, потом решил спуститься вниз и заказать завтрак.
Он вышел наружу, тихо прикрыл за собой дверь. И почти тут же услышал, как внизу позванивают гусли — а под этот звон поёт девчонка:
— Ты слышишь печальный напев кабестана? Не слышишь? Ну что ж — не беда… Уходят из гавани Дети Тумана, Уходят. Надолго? Куда?..Олег застыл, как громом поражённый. Что?! Что такое?!
— Ты слышишь, как чайка рыдает и плачет, Свинцовую зыбь бороздя — Скрываются строгие черные мачты За серой завесой дождя…Он почти подбежал к перилам, ограждавшим площадку верхнего этажа. Внизу было полно народу. Сидели молча и, повернувшись в одну сторону, слушали девчонку лет 10–12 — сидя за столом, она аккомпанировала себе на гуслях и пела, глядя в окно.
— В предутренний ветер, в ненастное море, Где белая пена бурлит. Спокойные люди в неясные зори Уводят свои корабли…Пела то, что никто не мог петь тут.
— Их ждут штормовые часы у штурвала, Прибой у неведомых скал, И бешеный грохот девятого вала, И рифов голодный оскал… И жаркие ночи, и влажные сети, И шелест сухих парусов, И ласковый теплый, целующий ветер Далеких прибрежных лесов. Их ждут берега четырех океанов, Там плещет чужая вода… Уходят из гавани Дети Тумана… Вернутся не скоро… Когда? [169]169
Стихи Б. Стругацкого.
Тут не хлопали — но дружный вздох, а потом восхищённый гул и звон серебра на столах свидетельствовали — песня понравилась. Девчонка без улыбки подняла голову и встретилась глазами с Олегом.
На миг.
Маша Лалина, 11 лет, пропала 5 июня после репетиции детского хора…
Девчонка опустила глаза. Но Олег уже рассмотрел короткую толстую косу, круглое лицо, большие, широко поставленные синие глаза…
Это была она.