"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
– Эх, был бы жив… – Две Мишени осёкся, махнул рукой. – Солонов! Готовы? Идём.
И вытащил маузер из кобуры.
Фёдор передёрнул затвор. Ему ответило слитное щёлканье – стрелки-отличники повторили его движение.
– Посветите, Николай Вениаминович.
– Так точно, господин полковник! Пулемётчики вас прикроют.
Две Мишени поморщился, махнул рукой.
Броневая дверь распахнулась. Сырая тьма плеснула внутрь, расступилась перед спрыгивавшими вниз кадетами. Никто не подвёл – мигом рассредотачивались, низко пригибаясь; но со стороны баррикады не последовало ни единого выстрела.
Две Мишени снял маузер с предохранителя, взвёл курок.
Пригибаясь, кадеты двинулись к баррикаде. Мощный прожектор бронепоезда упёрся в хаотично набросанные прямо на рельсы бочки, брёвна, опрокинутую телегу, какие-то ящики…
Тишина. Никого.
Фёдор понимал, почему нельзя было таранить баррикаду – что, если там разобраны рельсы или заложены фугасы?
Их редкая цепь приблизилась почти вплотную. Две Мишени показал ладонью: «Залечь!» – а сам двинулся вперёд.
Баррикада ничем не ответила.
Полковник добрался до неё, несколько мгновений спустя махнул остальным – подходите, мол.
Картечь изрешетила доски, брёвна топорщились свежей белой щепой. Справа и слева от рельсов – неглубокие воронки, куда ударили трёхдюймовые гранаты. Два тела в шинелях, лицами вниз, рядом валяются винтовки с примкнутыми штыками. А у опоры, облицованной диким камнем, упираясь спиной, застыла третья фигура – ткань на груди темна от крови, папаха с алой лентой наискосок сбилась на сторону.
– Женщина! – выдохнул Пашка Бушен.
И точно.
Больше на баррикаде никого не оказалось, ни живых, ни мёртвых.
Полковник склонился над раненой.
– Солонов, Сокольский! Перевязать, быстро!..
Женщина вздрогнула.
– Явились, палачи… – У неё уже совсем не оставалось сил, слова получились еле слышные. От дыхания шёл парок, а Фёдору показалось – это душа уже расстаётся с телом. – Не… не задавите… Свобода… восторжествует…
Правая рука её шевельнулась, мелькнула воронёная сталь пистолета; полковник, впрочем, оказался быстрее, одним несильным толчком сапога выбил оружие.
– Не стоит, – сказал мягко. – Позвольте, мы сделаем перевя…
И осёкся. Раненая вздрогнула, голова неестественно запрокинулась, папаха окончательно свалилась наземь.
– Преставилась… – выдохнул кто-то из Фединых стрелков.
Две Мишени снял фуражку, перекрестился.
– Прими, Господи, рабу Свою в месте спасения, на которое она надеется по милосердию Твоему…
– Аминь, – нестройно отозвались стрелки.
– Разбираем этот мусор, – отрывисто бросил полковник.
Путь расчистили вмиг. Две Мишени подобрал небольшой чёрный пистолет, подумал, аккуратно положил мёртвой за отворот солдатской шинели.
– За что погибла, спрашивается? Такая молодая…
– Ваше приказание выполнено, господин полковник! – выпалил Фёдор. – Рельсы расчищены!..
Константин Сергеевич молча кивнул.
– Даже не похоронить толком…
Покачал головой, вздохнул, надел фуражку.
– Идёмте, мальчики, – сказал необычно мягко. – С этим надо кончать… пока люди русские друг друга совсем не перебили…
Бронепоезд тронулся; путепровод скрылся во тьме. До Балтийского вокзала оставалось всего ничего.
– Что там было, Константин Сергеевич? – осведомился кто-то из штабных.
– Ничего особенного, господа, трое убитых. Остальные, если и были, разбежались. Отличительный знак – красная лента наискосок на головном уборе, – Две Мишени говорил нарочито отрывисто и ни словом не упомянул о том, что одна из погибших – женщина.
– Красная полоса наискось – то есть рабочие дружины, – кивнул поручик. – Умно…
– Значит, столица таки в их руках, – тяжело вздохнул подполковник Чернявин, начальник третьей роты. – Не врали, гады…
– В их руках могут оказаться только заводские кварталы, Василий Юльевич, – возразил Аристов. – Центр же, с правительственными учреждениями, Арсеналом, дворцом, министерствами, Генеральным штабом…
– Надейся на лучшее, готовься к худшему, Константин Сергеевич.
Полковник ничего не ответил.
– Скоро всё узнаем, – посулил поручик из своей башенки. – Вокзал уже совсем скоро. Нам сильно повезло, что путь свободен.
Молчание стало всеобщим. Тяжким, угрюмым, почти безнадёжным.
…Балтийский вокзал, раньше весёлый и нарядный, где допоздна горели огни, где работали рестораны, а зачастую давались и концерты, встретил александровских кадет тьмой и пустотой. Ни единого огня. Безжизненные платформы; на запасных путях застыли брошенные маневровые паровозы; рядом с ними – вагоны, тоже брошенные, двери широко распахнуты.
Бронепоезд остановился, не заходя под стеклянную крышу над упиравшимися в дальнюю стену вокзала путями; эшелон с кадетами немного погодя встал рядом – не сразу нашли нужную стрелку.
Дальше пошла привычная кадету-вице-фельдфебелю Солонову работа.
Третья рота, старшая из имеющихся, сноровисто развернулась на платформах, прикрывая выгрузку остальных. Четвёртая и пятая затопали строем прямо в вокзал – велено было занять телеграфную станцию. Офицеры снимали с бронепоезда лёгкие пулемёты – «мадсены» и «фёдоровы». С платформ съехали грузовики.
Две Мишени и Фёдор со своими стрелками-отличниками быстро миновали тёмное здание, выбравшись через выбитые окна на привокзальную площадь.