"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
Йоська только и мог, что хлопать глазами.
— Так признаешься значит, контра? — наконец выдавил он, но вышло это совсем без того напора, что нужно.
— В чём? — удивилась Ирина Ивановна.
— Не нудись тут! Признаешься, что на беляков работала?
— Разумеется, нет, — холодно сказала товарищ Шульц. — Вы меня плохо слушаете, товарищ Иосиф. Волнуюсь, что вы неправильно запишите мои показания, могущие иметь критическое значение для спасения ситуации на фронте!
Бешанов, похоже, так растерялся, что и в самом деле послушно взял бланк допроса с колонтитулом «Харьковская ГубЧК» и обмакнул перо.
— Пишите, — Ирина Ивановна, благо не была связана, прошлась взад-вперёд перед столом. — Протокол допроса свидетельницы Шульц Ирины Ивановны, заместителя начальника оперативного отдела штаба Южного фронта, по делу о контрреволюционной шпионской организации в вышеупомянутом штабе… Написали? Да не торопитесь, кляксу посадите. Да, и без «ятей» пишите, и без «еров», согласно революционному правописанию. С новой строки: будучи опрошена… да-да, именно «опрошена», комполка Шульц сообщила следующее…
Она говорила разменено и чётко, словно диктуя своим кадетам. И Бешанов, похоже, настолько оторопел, что какое-то время послушно записывал всё, что ему говорили, молча и старательно скрипя пером.
— Бывший командующий фронтом Сиверс, проводя двурушническую политику, разваливал работу штаба, игнорировал требования правил секретного делопроизводства, заводил любовниц из числа вспомогательного персонала. Развал работы штаба выразился в следующем: работа с донесениями не велась, подаваемые командующему фронтом сводки оставались непрочитаны…
— Это почему? — искренне удивился Бешанов.
— Потому что каждый ответработник штаба, получив от меня секретную сводку, обязан был расписаться на ней, после чего вернуть в архив. Мои слова очень легко проверить, достаточно поднять подшитые мной сводки. На них есть подписи товарищей Егорова, Якира, других; но подписей Сиверса вы там найдёте очень мало. Из чего следует, что Рудольф Сиверс сводки если и читал, то крайне нерегулярно.
— Ну, он же мог просто не расписываться, — как-то не слишком уверенно возразил Бешанов.
— Не могу знать, товарищ. А только правила ведения подобной документации писаны кровью, как и боевые уставы. Есть подпись — значит, ответработник с разосланным документом ознакомлен. Нет подписи — значит, нет. Сиверсу эти правила были прекрасно известны.
— Но зачем ему это? — продолжал недоумевать Бешанов. Он и не заметил, что дал себя втянуть в эту странную игру. — Зачем нужно было не читать… ну, или не подписывать сводки?
— Командующий фронтом, — внушительно сказала товарищ Шульц, — задаёт правила работы штаба. Если работа организована чётко, то столь же чётко принимаются и решения. И другие краскомы в штабе тянутся за командующим, подражают ему. Если он — деловит, собран, требует исполнительской дисциплины — то штаб работает, как хорошие часы. А если нет — то и командиры расслабляются. Тут недочитал, там недосмотрел, здесь оставил на завтра, а завтра вообще позвал к себе смазливую машинисточку и двери кабинета надолго запер. Девушек я не виню — времена тяжёлые, иная и за пару фильдеперсовых чулок согласится.
— Так, значит, Сиверс разваливал работу штаба, не читая сводки? Или читая, но не подписываясь?
— Я просто привела пример. Развал работы выражался также — в постоянных задержках документации, всё происходило крайне медленно, командиры лишены были инициативы, все решения принимал только и исключительно Сиверс, который, гм-гм, частенько бывал очень занят диктовкой, как я только что вам рассказала. Человеку невоенному это может показаться пустяками, но на войне пустяков не бывает. Так, комфронта санкционировал отправку боевых частей в район станицы Вёшенской для проведения хлебозаготовок. Я лично была свидетелем того, как Сиверс грозился всех «нагаечников» отправить «в Дон, раков кормить».
— Ну и что же тут не так?
— А то, товарищ Бешанов, что тем самым Сиверс сознательно спровоцировал колеблющие массы середняческого казачества на бунт, на мятеж, на то, чтобы ударить нам в тыл. Беляки были за это ему более, чем благодарны. В результате этой предательской деятельности Сиверс получил прекрасный предлог оттянуть с фронта ещё больше опытных, обстрелянных частей, чем, разумеется, лишь облегчил белым прорыв нашей обороны.
— Но-но! Я сам там был, директиву о расказачивании выполнял! — вскинулся Бешанов. — Хлеб собирал!
— Вы выполняли приказы, отданные заговорщиками! — отчеканила Ирина Ивановна. — Ибо нити заговора тянутся куда выше, в сам Петербург! Посмотрите сами, товарищ Иосиф — хлеб вы собрали, да. Жёсткими мерами, но собрали. А теперь все места эти — под белыми, и казаки, что могли бы все воевать на нашей стороне, влились в ряды Добровольческой армии. Кому от этого стало хорошо? Нам? На всю огромную Россию хлеба, собранного вашим отрядом, не хватит. И тот факт, что приказы вы эти получили не от Сиверса, говорит о том…
— Я их получил от самого товарища Троцкого!
— Товарищ Троцкий, бесспорно, действовал из самых лучших, революционных побуждений. Но разве он вам сам подобно рассказал, как надлежит действовать? Он ведь вас отправил выполнять директиву о расказачивании, так?
— Так…
— А смысл директивы был искажён на местах. Искажён агентами царской охранки. Им был просто необходим мятеж в нашем непосредственном тылу, жизненно важен! Без Вёшенского мятежа не случилось бы прорыва фронта, и белые не продвинулись бы так далеко на север.
Бешанов помолчал, растерянно крутя перо в пальцах. Заметил, что выпачкал их чернилами, раздражённо бросил.
— Это всё разговоры какие-то, — сказал он как бы со злобой, но вышло чуть ли не жалобно. — А мне факты нужны. Факты по белогвардейской организации. Пока что у нас одни лишь неподписанные сводки…
— Будут и факты, — пообещала Ирина Ивановна. — Вы готовы записывать, товарищ Бешанов?..
Александровцы шли почти строго на закат, и на кратких, очень кратких привалах Петя Ниткин исполнял очень нравившуюся бывшим кадетам странную песню со словами «нынче по небу солнце нормально идёт, потому что мы рвёмся на запад!» [136] , на вопрос — «чьи это стихи?» — отговаривался, что сам это услышал «на станции».
136
Сознательно допущенный автором анахронизм. Владимир Высоцкий написал эту песню — «Мы вращаем землю» — летом 1972 года на съемках фильма «Плохой хороший человек».