"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
Он как-то вдруг сдал жалеть своё оружие, словно оно могло его укорить, словно это подруга, оставляемая им на поругание; мелькнуло лицо Лизы, сердитые её брови: «ты что это, помирать собрался?!», а затем — скорбный лик великой княжны Татианы. Она молчала и просто плакала.
Меньше мгновения прошло, пока образы эти вспыхнули перед Федором; а затем было уже не до них, потому что красные подошли совсем близко, и он бил, уже не разбирая, командир попадал в его прицел или рядовой.
Быстро расстрелял обойму, схватил «фёдоровку»; красные цепи, почуяв близость крови, перешли на бег, взорвавшись хриплым и жутким рёвом.
Рядом дал короткую очередь пулемёт и почти тотчас умолк. Севка, он, точно.
Последние мгновения никто не стрелял.
Красные достигли линии траншей, сами, наверное, не веря подобной удаче. Пальба вспыхнула вновь, теперь из револьверов и пистолетов, огрызались «фёдоровки» александровцев; перед окнами каменного дома без крыши, где засели Федор, Петя, Лев и Севка, появились первые красноармейцы.
Двух Федя сбил выстрелами, одного — Ниткин, Лев лихорадочно перезаряжал свой форсистый маузер — а ведь говорили ему, бери «браунинг», там магазин в одну секунду меняешь! — Севка же Воротников, подхватив винтовку, вдруг с яростным рыком бросился на замахнувшегося гранатой бойца красных.
Штык пробил тому грудь, граната выпала, и Севка от души пнул её, так, что та отлетела далеко, саженей за двадцать, где и разорвалась.
Однако враг сегодня не собирался останавливаться. Есть такой момент в бою, когда противник, звериным чутьём ощутив близость победы, рвётся к ней, не обращая внимания на потери и падает только мёртвым.
— Севка! Назад!
Воротников быстро кивнул, не оборачиваясь — понял, мол.
…Семь долгих лет Две Мишени школил свою роту. Сперва «младший возраст», потом шестую, пятую, четвёртую — и так до первой. Семь лет изнурительных, не до седьмого — до семьдесят седьмого пота занятий на полосе препятствий, в штурмовом городке, что появился в корпусе стараниями тогда ещё подполковника Аристова (только Федор, Петя, да ещё Костя Нифонтов понимали, откуда взялась эта идея). Семь лет жёстких схваток, хоть и учебных, но частенько до синяков и крови.
И сейчас кадеты-александровцы (а бывших кадет не бывает) действовали, как учили, как умели. Сунувшиеся следом за Севкой красные увидели направленные на них с трёх сторон дула; двое, что поумнее, разом бросили оружие, один, что поглупее, попытался выстрелить, но, само собой, не успел.
Следом за первой тройкой по улочке от околицы бежали новые и новые бойцы в выгоревше-серо-зелёном. Александровцы в своей форме были от них почти неотличимы и всё-таки каждый безошибочно знал, где свои, где чужие.
Но красные штурмовать города не умели; не умели, не знали, что делать, когда в них стреляют из каждого окна, когда специально пропускают до перекрёстка, отсекают огнём и забрасывают немногими оставшимися гранатами. Ворвавшаяся в Зосимов первая волна «Ударной пролетарской дивизии» растаяла, словно снег на солнце.
…Зато не растаяла та, что прорывалась вдоль речки, вдоль восточных окраин городка. Конные мчали вскачь, растянувшись, стараясь уйти из-под немногочисленных шрапнельных разрывов. Очень скоро, кстати, и разрывы эти прекратились: артиллеристы-добровольцы деловито готовили орудия к взрыву. Отступать было некуда и незачем.
Несущася вдоль Зосимовки масса красной конницы начала заворачивать влево, в узкие переулочки, спускавшиеся к приречным лугам. Дальше к северу начинались уже окраины городка, он кончался, дома вытягивались ниткой вдоль воронежского тракта. Часть всадников повернула туда — отрезать, отсечь этот распроклятый Зосимов, окружить его защитников, и тогда…
Птица, испуганно вспорхнувшая над потревоженной пущей, увидела бы знакомую с начала всей невеликой жизни её картину — сужающийся к полуночной стороне клин полей, подступающие к дороге рощи и поворот самого тракта, сейчас пустого, словно заброшенного — все, кто мог и, главное, кто хотел уйти из Зосимова, уже ушли. Оставшимся предстояло разделить судьбу александровцев.
… — Отходим, Севка, кому говорят!..
Отродясь Севка Воротников никого не боялся и никого не слушал (ну, кроме только лишь Две Мишени, коего почитал лишь самую малость меньше самого Господа Бога) — а тут послушался. Федор рванул его за рукав, втащил за угол как раз вовремя: кто-то меткий со стороны красных приложился по ним, пуля вышибла кусок штукатурки богатого купеческого дома.
— Федь, дальше куда?
Севка так и не бросил свою любимый «гочкис», правда, использовать пулемёт сейчас можно было лишь как дубину, патроны иссякли.
Федор оглянулся. За спинами — невеликая зосимовская площадь, главная и единственная в городке. Храм святого Георгия-Победоносца за спинами, а дальше…
Из переулка вылетели всадники. Блестят вскинутые шашки, и сами кавалеристы пьяны от близкой победы.
— Гойда! Гойда!
Заметили, пустили коней вскачь. Лошади уже устали, но что до них наездникам, когда вот она, «контра», совсем рядом, и уже даже и не стреляет!..
Петя Ниткин, впрочем, тотчас доказал, что это не так. Офицерский наган плюнул прямо на налетающих всадников, сшиб одного, другого снял выстрелом из браунинга Федор, третьего — Левка Бобровский, зарядивший, наконец, свой чудовищный маузер.
Но красных было слишком много. Они не заметили упавших, клинки взлетели; Севка Воротников прыгнул, прикрывая друзей, железо проскрежетало по стволу «гочкиса», но другой всадник, изогнувшись, хлестнул-таки шашкой куда-то по спине Всеволоду.
Куда-то — потому что Федор и Петя выстрелили разом, красный рухнул на шею коню, сваливаясь на сторону; однако другой уже занимал его место, и карабин поднят, и…
— Сева-а-а!
Заметалось над брусчаткой белое платье. Свалился с плеч платок, поплыли волосы цвета спелого мёда. Невесть откуда, то ли от храма, то ли с самих небес бросилась к ним та самая поповна Ксения, и в руках — тяжеленая «автоматическая американская дробовая магазинка системы Браунинга».
Картечь, вырвавшись из ствола двенадцатого калибра, выпущенная в упор, разворотила грудь одному красному всаднику, обратила в месиво голову другого, бедро третьего, дико кричали раненые кони, словно пытаясь дозваться, объяснить, что они не хотели, что не своей волей!..
Пять выстрелов с кинжальной дистанции, пять пустых сёдел. А в следующий миг Ксения уже упала на колени, обхватывая Севку, и лепетала что-то, что всегда на губах и в сердце русской девицы, на глазах которой погибает любимый.