"Фантастика 2023-94". Компиляция. Книги 1-16
Шрифт:
— Наследство? — недоумённо пробормотала Юлька. — К-какое наследство?
— Самое обыкновенное. Бывает, что у людей есть дальние родственники, о которых они даже не подозревают. Не волнуйся, всё будет в порядке.
Юлька так не думала, но Мария Владимировна явно давала понять, что разговор окончен.
— И подумай сама, Юленька, если твоя мама захочет с тобой отправиться туда, к нам — будь уверена, она сможет рассчитывать на весьма обеспеченную жизнь.
— Там же женщин много куда не пускали! — Юлька изрядно поднаторела в реальностях 1915 года. — Женщина-инженер — да не бывало там такого!
— А теперь будет, — невозмутимо парировала бабушка. — Но это на твоё усмотрение, дорогая.
— А Игорёк? Он-то с кем останется?!
— С нами, конечно. Пока. Но при этом он, само собой, потом сможет выбирать, где ему находиться. Главное — учиться, а там видно будет.
— А его родители? Где они? В экспедиции?
Бабушка как-то по особенному поджала губы, вскинула подбородок.
— Не будем об этом, Юленька, милая. Очень тебя прошу. Ты всё поймёшь — в своё время.
Игорёк, к которому Юлька подступила с настоящим допросом, только помотал головой.
— Да я маму почти и не помню. Они с отцом всё время в «экспедициях». Я, пока маленький был, даже и не спрашивал, отчего так, ну, знаешь, как дети…
— А что за экспедиции?
— Не знаю. За границей где-то. В Африке, в Азии… Меня туда не брали, в отпуска родители не приезжали… Знаешь, Юльк, я, на самом-то деле, с ба и дедом хочу. Революцию там задавили, нормальная жизнь будет. Ну, а кино или книжки там… ты ж нас не бросишь, верно? Не знаю, как там с машинами для переноса будет, удастся ли тут новую устроить, полковник-то, Петров который, наверняка бдит! Да и наши, Стас и другие из лаборатории дедовой, тоже за ним следом собираются. Только б вот с Никаноровым ещё разобраться…
— Так он, небось, в 1915-ом так и остаётся? Если, конечно, ба права и он вообще там был.
— Вот будет с ним много хлопот, нутром чую!..
…Как ни странно, всё так и исполнилось. На Юльку и её маму вдруг, невесть откуда, свалилось завещание — отличная трёхкомнатная кооперативная квартира в строящемся доме на Пискаревке. Чего это стоило оформить — Юлька догадывалась, несмотря на юные годы. Однако вот как-то же смогли Онуфриевы-старшие, одолели бюрократию; маме на Чукотку улетели несколько телеграмм-«молний», но оказалось, что вернуться раньше она не сможет, только прилетит в отпуск.
А потом Онуфриевы снова отправились обратно. На сей раз Юльке удалось их провести точно, куда и следовало, причём впервые получилось попасть, куда и целили — в день конца 1915 года, всего на сутки отстоявшего от возвращения. Это она придумала сама, просто попробовать, после памятного её фиаско (как Юлька считала, это было именно фиаско) с семью потерянными годами — и всё получилось. Видать, нужно было один раз «проложить трассу», как шутил Николай Михайлович.
Жизнь кипела ключом. Читались лекции, проводились семинары, готовилось к запуску «дело» с лекарствами, а также с какими-то усовершенствованными электродвигателями, «регулируемыми электроприводами» и электрогенераторами; Онуфриевы-старшие были счастливы, и, глядя на них, как-то повеселел и Игорёк. Он готовился сдавать экзамены за классы реального училища, и Юлька вдруг с грустью поняла, что её друг, похоже, сделал-таки свой выбор.
А ей оставалось только ждать маму и…
И тоже делать свой выбор.
И в этот раз в Ленинград Юлька вернулась одна.
Она просто не могла оставаться тут дольше. Они с Игорьком росли, и месяцы, проведённые в другом временном потоке не могли не сказаться.
Это было самое трудное, самое горькое возвращение. Конечно, было условлено всё, что только могло быть условлено, обговорены даты, написаны послания для Стаса и других соратников профессора; и всё равно Юлька горько плакала, когда настала пора отрываться от потока.
Возвращение было нетрудным. Ученики Николая Михайловича молча вскрыли адресованные им конверты, но о чём там шла речь — Юльке так и не сказали.
Как-то незаметно, потихоньку, полегоньку проходила зима 1973-го. Прилетела в отпуск мама; побегав по инстанциям, они с Юлькой стали обладателями заветных ключей от собственной квартиры. Мама опять плакала, только теперь от счастья.
…А потом как-то так вышло, что возвращаться на Чукотку из отпуска оказалось необязательно. Какие-то планы пересмотрели и скорректировали, «группу урезали» и мама осталась в Ленинграде.
…Переводиться в другую школу Юлька отказалась наотрез, хотя добираться на улицу Войнова с Пискаревки было непросто — долго трястить на «сотке», автобусе номер 100.
Место Игорька в классе теперь пустовало. Юлька узнала, что его документы «забрали в связи с переездом» и где он теперь будет учиться — никто не знал.
Всё это время Юлька несказанно мучилась. Мучилась, раздираемая сомнениями — что делать? Признаться во всём маме? Но мама едва ли поймёт профессора с Марией Владимировной: для неё «беляки» были лютыми врагами, которых победили доблестные красные конники Будённого и Ворошилова. Пару раз Юлька осторожно подступала к этой теме, но мама только отмахивалась. Она была так счастлива внезапно свалившейся на голову квартирой, что даже не задавалась вопросом, откуда взялся этот неведомый родственник.
Юлька в одиночестве брела теперь из школы домой. Визиты в институт прекратились; она попыталась как-то пройти в другой поток сама, без машины, но ничего не получилось.
Приближался, однако, назнчаенный день, когда Юлька должна была провести с собой в пятнадцатый год учеников Николая Михайловича, всю его лабораторию, посвящённую в тайны. И — мыслимое ли дело?! — тут внезапно объявился пропавший то ли в новгородских лесах, то ли в ином потоке дядя Сережа. Товарищ Никаноров.
Он подстерёг Юльку у школы. Вынырнул из-за угла, огромный, небритый, исхудавший. Глаза горели недобрым огнём.
— Ну, здравствуй, — он нависал над Юлькой и ей вдруг стало очень страшно.
— Зд-дравствуйте… — выдавила она кое-как.
— Поговорить бы надо. Пойдём-ка!..
— Я без мамы ничего говорить не буду и никуда не пойду! — Юлька попятилась.
— Ты, дрянь, пойдёшь со мной, потому что я так сказал! — и он попытался схватить её за руку.
Юлька отпрыгнула, пулей влетела в школьный вестибюль. По счастью, нарвалась прямо на директрису Эльвиру Николаевну.
— Юля! Что случилось? На тебе лица нет! Кто тебя обидел?