"Фантастика 2024-136". Компиляция. Книги 1-24
Шрифт:
Сморщенная хромая бабуля с тростью, еле-еле передвигая ногами, подходит ближе.
— Кхе-кхе… сынок… а чем ты слово-то своё подкрепишь, а?… Тряпочки-то одной маловато… Я-то ж… целый век тут доживаю. Уж и ноги меня не слушаются… Многое повидала… Избранных, героев…
— Ты не веришь мне?! — в ярости отзывается мужик, чуть не свалившись с бочки. — Тебе нужны доказательства? От меня? МЕНЯ?! — скалится он. — Ну ладно, ты их получишь. Первозданный поможет мне направить вас. Вера моя в него безгранична! — Он запрокидывает голову к ночному небу, вскидывает руки. — О Первозданный! Подай знак
святой свой грешным детям! Покажи им истинного посланника!Тишина… и…
Земля между мужиком и бабками шевелится, будто огромный крот решил проверить, кто тут расшумелся. Но вместо крота из-под земли показываются грязные руки, а потом… фигура чумазого демона. Чёрное лицо, спутанные и слипшиеся волосы…
Мужик орёт, сваливается с бочки и бьётся головой. Больше он не шевелится.
Хромая бабуля отбрасывает трость, задирает подол юбки и со свистом даёт дёру. Остальные, врезаясь в друг друга и матерясь, разбегаются во все стороны. Хотя нет, две бабки упали в обморок.
С выпученными глазами я наблюдаю за вечеринкой старушек. Они толкаются и ругаются — не как добрые граждане Аббатства, а как коллеги Ионы.
— Эй, спокойнее! — Я вылезаю из своей норы. — Вы чего? После всего, что вы увидели, вас так легко испугать?
Непроизвольно хватаю за локоть ближайшую бабушку.
— Ради бога, сердце-то побереги, бабуль. Куда так несёшься?..
Бабушка закатывает глаза и пускает слюну. Отпускаю её от греха подальше, но она падает мне в ноги. Наклоняюсь, щупаю пульс. Оу… прости, бабуль.
«Поздравляю, мастер. Очередная невинная жертва вашей жестокости».
Вскоре я уже сижу на бордюре в каком-то переулке, подальше от ночной суеты. Люди совсем с ума посходили. Не спится им…
Рассматриваю перстень. На вид обычная железка, только неестественно холодная.
«А если бы вы сгорели так же, как тот фанатик, а, мастер?»
«По твоим словам я понял, что не сгорю. Ты грозился чем угодно, но только не этим».
«Ну, довольны? Потеряли возможность изучить плетение десятой степени. Нацепите трофей теперь… куда-нибудь. Чтобы подчеркнуть неизмеримость своей безбашенности»
«Перстень Первого… То есть твой перстень. Я не сгорел, потому что являюсь хозяином анклава, верно?»
«Логично…»
«Так чего ты так боялся-то? Может, скажешь до того, как я его надену?»
«Скажу, конечно. Помните, я говорил, что стёр себе память? О некоторых моментах своего прошлого и о том, что скрывает анклав в своих секциях. Да в целом я сам не знаю, насколько много забыл, — в этом и смысл. Поверьте мне на слово: чего-то не знать — это больше благо, чем недостаток. Мудрые не боятся стирать себе память. Как пример: представьте, что ваш мир — это простата дьявола. Вот вы об этом узнали — вам легче станет? Нет, не станет. Изменить ничего не сможете, но зато теперь придётся жить в заднице. Существует только то, что вы знаете и помните, мастер».
«Интересное сравнение. А теперь вернёмся к перстню».
«Как вы уже знаете, я сущность гениальная во всех проявлениях, а значит, не сделал бы невозможным возвращение себе памяти».
Хотя я уже начинаю догадываться, что это за штука. Но, надеюсь, я неправ и перстень всё-таки какая-то всемогущая уберхрень, а не просто потерянная память Кости.
«Мастер, Перстень Первого — это моя память».
Вот дрянь.
«Вот дрянь…»
Костя явно доволен. В его голосе сквозит издевательская нотка.
«А всё почему, мастер? Потому что вы меня не слушали. Потому что вы привыкли мне не доверять. А как обмануть того, кто тебе не верит? Правильно — сказать ему правду. Я вас предупреждал, что сильнее вы не станете. Я не скрывал от вас, что не хочу, чтобы вы заполучили этот перстень. Вы же слышали мои слова задом наперёд. Инквизиторы знали, что перстень хранит в себе какие-то знания о Первом, и тысячи лет пытались достать их, но куда уж этим букашкам… Я оставил перстень на самом видном месте. Это лучший способ что-то спрятать и что-то в случае необходимости найти. Я сделал так, что переносить перстень нельзя — это сразу смерть. Вы угадали с единственным направлением, куда он может, скажем так, провалиться. Вниз — под землю. Уверен, вы не думали об этом — просто случайно так сделали. Если бы мне понадобилось вернуть свою память, я бы сделал так же. Не привлекая особого внимания. Сотворил бы небольшое землетрясение в Аббатстве».
Я разглядываю перстень уже с меньшим интересом.
«Моло-о-о-одец, подловил… Правильно я понимаю, что, если надену его, память вернёшь только ты? А я с этого ничего не получу».
«Всё верно, мастер. Вы можете его только на себя надеть и ходить с немодной побрякушкой. Логично, что я не стал бы доверять свои знания кому-то, кроме себя. Я хоть и не владею своим телом, но всё ещё способен вернуть собственную память через хозяев анклава. К слову, зная себя, подозреваю, что в перстне ничего интересного быть не должно… Только повторяющиеся шуточки. Ну, знаете, это как забыть интересную книгу и перечитывать её каждый раз сначала».
Я подношу перстень к пальцу.
«Уверены, мастер? Прежде чем сделаете что-то непоправимое, подумайте ещё немного… Моя личность слеплена из текущей памяти. Сейчас я такой, какой есть, но, если вернуть мне память о старых шутках, я изменюсь. Есть возможность, что вы для меня станете настолько скучным, что я перестану быть вашим верным советником и просто хорошей сущностью».
Каков хитрец. Поразительно, насколько легко можно ввести меня в сомнение. Если он говорит правду, то, надев перстень, я изменю Костю — и не факт, что в лучшую сторону. А если не надену, то не узнаю — врёт он или нет. А вдруг я получу безграничную силу? Как бы то ни было, Костя отлично знает, что сказать, чтобы добиться того, чего он хочет.
«Правильно делаете, что сомневаетесь, мастер. За тысячи лет я мно-о-ого раз передавал свою память перстню. Там накопилось достаточно. Кроме шуточек я мог стереть свои желания уничтожить мир, наложить на себя руки, изнасиловать орду орков, приготовить гоблинский коктейль из личинок и скормить его эльфийской королеве… Представляете, если сейчас все эти желания разом вернутся в мою голову, м? Не спорю, это весело… Я давно предвкушаю, как на меня навалится гамма этих прекрасных впечатлений, но… время ещё не пришло. Это как десерт в конце трапезы».