"Фантастика 2024-150". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Я намеревался проделать весь путь до Талестры за пять дней вместо шести. Я прибуду в город накануне празднества Разделения, найму команду отчаянных громил и, дождавшись шумных торжеств (крики, драки, возлияния и салюты), заберусь в Академию и наведу там шороху. Кое-какой план у меня уже сложился. Дело было за малым — сбыть товар без проблем и получить деньги на вербовку команды.
Карта Одирума лежала у меня перед глазами — я отчетливо представлял себе узкий участок в двести миль, зажатый между Дольмиром и Талестрой. Его можно пересечь за четыре дня. Затем — сутки пути к городу магов. И — игра. Игра. Еще раз — игра.
Я выиграю. У меня нет другого выхода.
Третий день начался с того, что я, пробудившись, принес Виджи завтрак. А затем, тихо и спокойно (трепеща, однако, внутренне) рассказал ей о том, как умер Квинтариминиэль.
Вопреки ожиданиям, глаза ее вспыхнули счастьем:
— Фатик!
— Что?
— Ты… — она бросила тарелку с яичницей, по щекам покатились слезы. — Ты…
— Я, лисьи ушки. Я знаю, я убил твоего отца — и нет мне прощения.
— Нет! Не верно, Фатик! Пойми, прервать нить жизни умирающего эльфа по его просьбе великий почет для любого… из Витриума. — Она задыхалась от эмоций. — До сегодняшнего дня по пальцам можно пересчитать случаи, когда эту честь предоставляли… младшим… младшей крови!
Я был обескуражен.
— Великая Торба, ты хочешь сказать…
— Да! Отец признал тебя и благословил нас!
Чертова сентиментальность. Однако я был рад. Обескуражен — но рад. В общем-то, я хотел спросить другое — что, и правда, полуэльфы Витриума относятся к людям как к несмышленышам?
Виджи заключила меня в объятия, сладкие, мягкие, жесткие, властные и податливые одновременно. Я выбросил дурные мысли о старшинстве рас и, взяв дело в свои руки, стал покрывать поцелуями ее лицо…
В общем, ничего мы толком не успели, так как со стороны лагеря донесся страшный захлебывающийся крик:
— Оооооооооо!!!
В мгновение ока мы оказались на ногах, оружие — наготове. Крик повторился ближе. Не сговариваясь, мы кинулись вперед (я все-таки успел натянуть штаны). На полпути к лагерю из самшитовых кустов вывалился Олник — на нем был черный пояс с бляшками, и более ничего. Ах да, в руках — топор.
— Фатик! — крикнул он и снова издал свое «Оооооооооо!!!». — Фатик, у меня бочонок протекает!
— Олник?
Взгляд бывшего напарника был сумасшедшим.
— Фатик! Они говорят — чуки, чуки, чуки! Зачем они так говорят? Зачем меня одели в этот пышный наряд? — Он провел обухом топора по волосатой груди. — Зачем эти шелка и меха неведомых зверей? Я простой гном и не создан для высшего света! — Он кинул взгляд вниз. — У меня там стручковая фасоль, или мне кажется? Злые птицы, злые! Нет, нет, не отдавай меня им — я не хочу больше летать!
Меня пронзила догадка:
— Мурло ты брехливое! Ты что, пробовал моджи?
— Я летал! Фатик, я больше не хочу носить крылья! Гшантаракш гхор, почему ты так вырос? И зачем тут бассейн?
— Эх, братишка, да ты совсем поехавший…
— Я делаю крыльями так: раз, раз, и лечу-у-у!
— Олник! Посмотри на меня!
Он вперил в меня пустой взгляд.
— Я пойду летать, и потом испарюсь, не ищи меня, не ищи! Я уйду, растворюсь, но ты запомнишь наши дни! А любовь, как цветы, из сердец проросла и крылами коснулась…
Он не успел уточнить, чего же именно коснулась крылами любовь, так как добрая фея, неслышно скользнув в сторону, зашла со спины и ударила гнома рукояткой шпаги в затылок. Затем она мягко опустила его на траву.
— Фатик?
— Да, Виджи?
— Я видела голого гнома и спереди, и сзади. Второй раз я этого видеть не хочу.
Я не нашелся, что на это сказать.
Днем, когда спеленатый Олник лежал в фургоне и выкрикивал бессвязные восклицания, я остановился на недолгий привал. Самантий крикнул, что юго-восточный горизонт темнеет.
Со стороны Ирнеза надвигалось ненастье.
Варвар, при нужде воспользуйся кустами.
11
— Не хвались, идучи на рать, а хвались, идучи с рати!
Четвертый день пути начался с выкриков гнома — особенно ярых, совершенно безумных.
Если учесть, что Олник не давал нам покоя всю ночь, вы можете представить, с какой физиономией я встретил рассвет.
А я так надеялся, что дни путешествия дадут мне немного отдыха.
Не вышло. Теперь я должен опекать сбрендившего гнома, скрежеща зубами от собственной глупости. Понимаете, я позабыл уточнить у Вирны, каким антидотом снимается безумие моджи. Не исключено, что антидот — это какое-то растение, мимо которого мы проезжаем. Листик, цветок, корневище. От этого было особенно досадно.
Крессинда помогала надзирать за Олником. Гном был накрепко связан, вращал глазами и временами выкрикивал такое, что хотелось залить воском уши. Не знаю, из каких глубин памяти он почерпнул эти пословицы. Когда же Олник начинал декламировать стихи (поверьте, прескверные), меня охватывал ужас.
А если безумие не рассеется за несколько суток и, как говорила Вирна, будет длиться до тех пор, пока гном не примет антидот? Яханный фонарь, это беда. Вместо того чтобы выручать брата, спасать мир и Виджи, я вынужден буду потратить в Талестре неизвестно сколько времени на то, чтобы узнать секрет — чем таким-этаким можно снять гномье безумие? А если антидот — какая-то редкость из глубин Южного континента? В этом случае я в полной яме. У меня нет времени возиться с полоумным. Придется сдать его в желтый дом — или сбагрить на руки Крессинде.
— Старый хрыч — пора тебе спину стричь!
Несколько раз ночью я пытался заткнуть Олнику рот ветошью, но гном начинал краснеть и задыхаться. В состоянии помрачения рассудка он почему-то не мог толком дышать носом, ну что ты поделаешь!
Козла, разумеется, пришлось доить мне. Смейтесь, смейтесь.
Грозовая туча со стороны Ирнеза не рассеялась за ночь, напротив, она расползлась по юго-восточному горизонту, загустев до лиловой черноты. Погоняя лошадей, я иногда привставал и оглядывался. Туча тихо, медленно и неустанно надвигалась на Одирум клубящейся стеной, и от этого неуклонного движения у меня по спине пробегали мурашки.