"Фантастика 2024-18". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Я чуть успокоился:
— В России многие боролись за справедливость, только потом от неё оставались рожки да ножки. И понятие справедливости относительно, сами сказали.
Мой спутник покривился:
— Сразу видно философа. Но критерий имеется, и вам известен. Общее благо…
— То есть наибольшее количество добра для наибольшего количества людей, — раздражённо подхватил я. — Старая песня, только это не удалось ни христианам, ни коммунистам. И никому не удастся, возможности планеты ограничены, на всех не хватит.
Собеседник поморщился:
— Не надо про всех. Мы говорим о России. И у нас был период величия, когда большинство людей жило неплохо, и нас уважали в мире…
— Советский Союз? — перебил я. — Читали Льюиса Кэрролла? Шалтай-болтай сидел на стене, Шалтай-болтай свалился во сне, а теперь вся королевская конница и вся королевская рать не может Шалтай-болтая обратно собрать.
Свистнул рассекаемый прутиком воздух.
— Верно. Но согласитесь, тогда мы были ближе к общему благу, чем сейчас.
Я пожал плечами:
— Возможно. Некоторые даже уверяют, что Советский Союз стоял на пороге новой цивилизации…
Спутник остро глянул на меня.
— Выходит, вам известна эта точка зрения, — сказал он. — Я её разделяю и считаю, у нас было всё для небывалого рывка в будущее. Хотя почему «было»? И сейчас есть… Отрадно слышать. Согласно психологическому профилю, для вас более характерна скептическая установка.
Про психологический профиль мне не понравилось. Кто это озаботился составлением моего профиля?..
Чтобы скрыть растерянность, я пробормотал:
— Вы считаете, что СССР был разрушен в результате заговора? Но это же миф, как и общее благо…
— Вы ведь футуролог, — возразил Глеб. — Любая попытка заглянуть в будущее оборачивается созданием мифа о нём. А мифы способны кардинально изменить действительность. Возьмите миф об Иисусе Христе — мы и представить не можем, каким стал бы мир без него. Или миф о коммунизме, который повлиял на всю историю двадцатого века… Люди не могут жить без мифов — так они пытаются понять действительность. А затем изменить её. И в России настало время для нового мифа…
Я фыркнул. Белые пряди тумана потянулись между деревьев.
— А этот фонд по изучению будущего. Вы что-нибудь узнали о нём?
— Ничего интересного, — поморщился Глеб, — Разведкой за рубежом занимаются другие службы. Кстати, дурацкое разделение в эпоху сетевых войн… Да и в ФСБ кадры сейчас недостаточно профессиональные.
Я хмыкнул — ещё жалуется!
— Кстати, та организация… — продолжал Глеб, — явно носит сетевой характер. И как будто тоже собирается переделать мир.
— Широко замахнулись, — пробурчал я. — Мир — слишком сложная система, на ситуацию в нём влияет множество переменных.
Мой спутник помолчал.
— И очень хрупкая система, — сказал он наконец. — Вот недавний пример: несколько масштабных операций на биржах плюс пропагандистская компания — и вся мировая экономика сваливается в кризис.
Полосы тумана, словно белые призраки, всё гуще крались между деревьев.
Я пожал плечами:
— Чтобы организовать подобный кризис, нужны немалые средства.
— Есть силы, которые заинтересованы в изменении нынешнего мирового порядка. — Голос Глеба звучал холодно, как холоден был встающий навстречу туман. — Особенно в Азии, где накопилось много обид по отношению к Западу. На Востоке обид не прощают… Вы сами писали, есть всего несколько важных переменных: Можно разработать алгоритм воздействия на них и запустить сетевую атаку. Возможно, что организация, о которой вы сообщили, планирует именно это…
Глеб замолчал. Мох зачавкал под ботинками, пришлось свернуть на дорогу. В глубоких колеях поблёскивала вода. Как раз место, чтобы закопать, если кто путается под ногами.
— Нам важно знать, как реализация подобных планов отразится на России? — продолжал мой попутчик. — Тут вы можете помочь. Пытались построить синергетическую модель взаимодействия русского и восточного менталитета, и у вас получились интересные результаты.
На душе немного полегчало.
— Это была наивная попытка, — со стыдом сказал я — Нужна обкатка модели на компьютере, а у меня ни знаний программирования на таком уровне, ни доступа к суперкомпьютерам.
— Если будете сотрудничать, такой доступ у вас появится, — пообещал Глеб. Он размахивал прутком направо и налево, словно расчищая дорогу от тумана. — Не все же в ФСБ крышуют коммерсантов. Немало и патриотов России.
— Вроде все за процветание России, — с сомнением сказал я. — И президент, и правительство, и депутаты Думы. Только говорят одно, а делают совсем другое…
— В этом-то и дело, — подхватил Глеб. — В разрыве между словом и делом, что типично для российских чиновников. Мы хотим преодолеть этот разрыв.
Я рассмеялся, но смех перешёл в кашель: от промозглого воздуха запершило в горле.
— Ничего себе, — наконец выговорил я. — Пока у людей не отрастут ангельские крылышки, это невозможно.
— А для всех людей это необязательно, — безмятежно промолвил мой спутник. — Только для тех, кто принимает решения. Для политиков, чиновников, военных.
Уже целая рать белых призраков двигалась навстречу, истончаясь между деревьями и вспухая на открытых пространствах.
— Чихать они на вас хотели, — устало сказал я. Что за странный разговор? — Будут и дальше набивать карманы. Кот Васька слушает, да ест…
— Пока да, — неожиданно легко согласился Глеб. — Пока к власти не придёт организация наподобие Братства.
— Что за Братство? — хмыкнул я. — Хотя да, читал… Ну и что? Так же будут воровать. Как сказал один наш соотечественник, всю историю России можно выразить одним словом: «Воруют-с».
— А это вряд ли, — мягко возразил мой спутник. — Уже после столь замечательного высказывания был в истории России период, когда перестали воровать. Ну, почти перестали.
— При Сталине, что ли? — вяло поинтересовался я. — Всё прошло и быльём поросло.