"Фантастика 2024-18". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Мать Киры — крупный нос придавал лицу несколько суровое выражение — накрыла стол, и меня покормили рассыпчатой картошкой и сочными горячими колбасками.
На ночь затопили печку — отопление почти не грело, — и постелили мне на узком диване. Я следил за красными отсветами на потолке, когда вошла Кира. Она присела на краешек дивана, нагнулась, и её волосы затмили неверный свет. Губы были мягкими, поцелуй долог, и моё тело снова нежилось, как когда-то в сумраке парке.
Но когда я стал настойчивее, Кира отодвинулась.
— У меня отец с матерью за перегородкой спят, — рассмеялась тихо.
Так и ушла. Я испытал лёгкую досаду, но чувство уюта не проходило, и вскоре заснул. Во сне я словно плыл над дорожками парка, и мне было радостно, потому что где-то среди деревьев меня ожидала Кира.
Мы встали поздно и после завтрака отправились гулять в лес. Было морозно, сосны отбрасывали на дорогу голубые тени. Я остановился и попробовал обнять Киру, однако она увернулась и побежала среди сосен. Когда я всё-таки нагнал, то ухватилась за низкую ветку и обрушила на меня целый ворох пушистого снега.
Я поймал девушку, прижал к стволу и стал целовать. Щёки и губы Киры были тёплыми, и вскоре я перестал чувствовать холод от попавшего за шиворот снега — лишь нежные прикосновения, словно лепестков цветов…
И воздух странно потеплел, и на шершавой коре за смутно видимым лицом Киры лёг необычайный золотой свет, и чей-то тихий смех прозвучал среди деревьев.
Я отстранился, слегка задыхаясь. Сердце то начинало сильно биться, то словно проваливалось в пустоту. Странное ощущение посетило меня — что на миг мы оказались в ИНОМ лесу.
— Что с тобой, Андрей? — спросила Кира.
— Ничего, — с трудом сказал я. И, неожиданно для себя, добавил: — Я люблю тебя.
Не сделал ли я тогда ошибку?..
Впрочем, мы сплошь и рядом совершаем ошибки. Часто сами появляемся на свет в результате ошибки: будущие папа с мамой слишком увлеклись. Так что грех жаловаться.
Испанский философ Орега-и-Гасет писал — неверно, что любовь иногда совершает ошибки. Сама любовь, по существу, является ошибкой. Мы влюбляемся, так как наше воображение проецирует несуществующие совершенства на другую личность. Однажды фантасмагория исчезает, и вместе с нею умирает любовь…
Согласитесь, без таких ошибок жизнь была бы скучна.
И вдобавок я начинаю сознавать, что дело может обстоять совсем наоборот. Что скорее мир исчезнет как фантасмагория, а любовь останется…
На ночь снова затопили печь, и снова пришла Кира. На этот раз прилегла, мы уместились на узком диване, лишь тесно прижавшись. Рыжеватые блики, постепенно тускнея, трепетали в волосах девушки. Я пуговку за пуговкой расстёгивал её халатик, и всё сильнее разгорался другой, невидимый огонь желания.
Вот и Кира задышала чаще, и вдруг протиснулась вниз, позволив мне утонуть в блаженной тесноте меж своих бёдер. Её нежная кожа обожгла мой живот, и я понял, что между нашими телами больше нет ночной рубашки.
От волнения не сразу получилось войти, и она помогла — тонкие пальчики мимолётно, словно приветствуя, сжали мою отверделую мужскую суть. Мягкое прикосновение, словно лепестков цветов, скольжение в таинственную глубину, обволакивающая нежность, будто ты вернулся домой… Я торопливо задвигался, рыжие завитки волос Киры тоже двигались перед глазами, и это усиливало возбуждение — очень скоро я ощутил, как изливаюсь сладостной истомой.
— Я люблю тебя, — выдохнул я, отстраняясь.
— Уже всё? — тихо рассмеялась она.
Я стеснительно улыбнулся, но для ответа не хватило сил, навалилась приятная и неодолимая дремота.
Кира прижала меня к себе, жарко поцеловала, а потом ушла.
За ночь потеплело, и утро было неожиданно хмурым, чуть не дождь шёл за окнами. Мать Киры накормила нас на кухне и ушла по делам. У меня было тоскливо на душе — и от испортившейся погоды, и оттого, что надо уезжать. Глядя на серые облака, я вдруг сказал:
— Кира, давай поженимся летом.
Кира глянула на меня, отвернулась и стала водить пальцем по оплывающему стеклу.
— Ну, если ты хочешь, — немного погодя сказала она.
5. Путешествие на север
Рельсы лежали в грязи и воде. Хвостовой вагон надвигался, неотличимый от темноты, и только два красных фонаря делались ярче. Посадка была скорой и молчаливой, мягко тронулись вагоны в свой далёкий путь. Я устроился на верхней полке, слушая шёпот ветра по крыше вагона.
По питерской дороге поезд пошёл скоро, с гулом бесконечного падения в горизонтальную пропасть, разделившую две столицы России. Временами вагон кренило, по постелям мелькал голубой свет из окон встречного экспресса.
Ночью я ненадолго проснулся. Поезд стоял, раздавался скрип шагов и неразборчивые голоса. Сквозь замёрзшее стекло смутно виделся высокий свод.
Петербург!
Сюда, на рубеж России, когда-то пришёл Пётр, чтобы основать новую столицу. Что за смысл в этом был? Чтобы Россия вдохнула освежающий воздух Запада через серые хмари Финского залива? Или наоборот, распахнуть для Запада дверь в необозримые природные кладовые России?..
Но разве даст ответ Петербург? Я был здесь на экскурсии и помнил надменные дворцы над Невой, грозящий низкому небу шпиль Петропавловской крепости, и статую одинокого всадника на взвитом на дыбы коне.
Столица империи поднялась на этой болотистой окраине — и выпивала живительные соки из русской земли, перекачивая их в Европу, соревнуясь с ней в роскоши. В конце концов истощённая страна взбунтовалась, попытка Петра потерпела крах, и столица опять возвратилась в Москву.
Где-то здесь была шведская крепость, которую штурмом взял Пётр и переименовал в Шлиссельбург — «город-ключ»… И Петербург был построен как город-ключ… А может быть, вся Россия — это тоже ключ?.. Только к чему — к Западу или Востоку?..