"Фантастика 2024-23".Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– Давай хотя бы дня через три вернемся к этому разговору, - припертый к стенке, вынужден был пообещать я.
Есть такое у меня негласное правило – по возможности потакать порывам Нити. Они могут быть не случайны, а вписаны в Поиск.
– Ловлю на слове, Анатолий, - церемонно изрек Писатель, подразумевая, что у нас теперь договор.
Это был последний наш спокойный вечер на том этапе экспедиции.
На следующий утро на нас обрушился шторм. О нем предупреждали, конечно. Но я не знал, что он будет таким!..
Глава 5
Накликали
Нашу лоханку швыряло так, что я начинал беспокоиться за подводные аппараты – как бы их не смыло за борт или не покорежило волной. Но они были принайтованы крепко, кроме того укрыты соответствующей защитой на такой случай – специальными металлическими контейнерами.
Сначала шторм не воспринимаешь слишком серьезно. Ну, покачивает. Ну, с каждым часом все сильнее. Ну, совсем сильно. Но это даже забавно и, наверняка, ненадолго. И крутится в голове, как заезженная пластинка, старая советская песенка:
«И пусть качает, качает волна морская,
Любые штормы может выдержать моряк».
Выдержать-то, конечно, моряк может любой шторм. Но вот какой ценой!
Постепенно эта самая волна морская уже не качает, а швыряет корабль. И вот уже он взмывает и обрушивается вниз, как на американских горках. Где-то это даже волнительно и азартно, пока не увидишь, стоя в рубке, как накатывает огромный водяной вал, и кажется, что он сейчас сметет нашу посудину, раздавит ее, скрутит. И тогда на сознание всей своей чудовищной массой наваливается безумный, реликтовый, неподвластный разуму, всепоглощающий страх.
А потом приходит проклятая морская болезнь – такая реакция вестибулярного аппарата на длительное издевательство над ним в виде качки. И становится очень плохо.
Морская болезнь мучит всех по-разному. Некоторые чувствуют себя в рамках: «лучше сдохнуть, чем так мучиться». Другие, как я, испытывают неприятные чувства, но не катастрофические, терпимые, и постепенно даже приспосабливаются.
К моему удивлению, на Писателя качка почти не действовала. И на судне он был, наверное, единственным, кто со вкусом уминал еду.
– Ты к нам с Марса прибыл? – спрашивал я его, глядя, как он беззаботно трапезничает в столовой.
– Врожденное свойство, - гордо пояснял он. – Три процента людей не подвержены морской болезни. И не забудь еще богатый опыт двух десятков лет морских экспедиций.
– Ну, да, - кивал я.
– Институт океанографии.
– Он самый, - соглашался Писатель и бодро тянулся за очередной котлетой.
Бухта Черепашьего острова была, конечно, обширная, но защищала не слишком хорошо. Там имелись все шансы разбиться о берег или портовые сооружения. Кстати, два корабля так и пострадали, притом достаточно серьезно. Поэтому «Тритон» отошел подальше от островов. Капитан решил переждать качку в открытом море.
Дня три нас качало и швыряло. Несколько раз тряхнуло так, что, казалось, судно разломится пополам.
Когда стихия постепенно успокоилась, и шторм перешел в обычную качку, капитан объявил, что нам необходима пара дней на ремонт. Что-то у нас треснуло, погнулось - не фатально, но неприятно.
А потом шторм и вовсе ушел вместе с качкой. И теперь море было гладким, с легкой рябью. А небо над островами из хмурого и облачного превратилось во вполне ясное. Но не бездонно-голубое, а какое-то низкое и блеклое, как крышка подвала. Притом мне казалось, что с каждым днем эта крышка опускается все ниже. В каждом мире свое небо. Это было, пожалуй, самое неуютное и давящее. Как и сам мир.
Утром «Тритон» приблизился к Черепашьему острову и около полудня, после занудных переговоров по рации, вошел в бухту. На ее берегах раскинулся Пуэрто Круз - столица Архипелага. Этот хаотично застроенный город, в основном, состоял из низких, а чаще трущобных домишек. Над ними нависал величественный Собор Санта Марии. На окраине возвышались многоэтажки, похожие на советские хрущобы, но считавшиеся здесь элитным жильем.
В бухте располагался главный порт Архипелага. Высились портовые краны. Шли ряды ремонтных доков и причалов. Пожалуй, порт - единственная технологичная сфера в Архипелаге.
Опершись о леера, глядя на увеличивающийся в размерах город и портовые сооружения, Писатель возвестил:
– Так и лезет навязчиво в голову, что мы на борту идущей на кренгование каравелле. Вот очистим киль от ракушек. Заправимся питьевой водой. А дальше – опять добывать купца в море.
– Когда-то тут так и было, - отметил я. – Черепаший остров являлся базой французских пиратов для охоты на испанцев. Пока испанцы не захватили его.
Писатель гнусаво пропел, барабаня в такт словам по балке:
«Ромом залитый дубовый пол,
Форд, Порт-Роял, пирушка.
Самое меньшее зло из зол,
Кружку, хозяин, кружку!»
– Проникновенно поешь, Леонтий, - оценил я.
– Жалобно.
– И где только наш вожделенный золотой галеон, Анатолий? – вздохнул Писатель.
– Когда мы его добудем?
– Добудем. Непременно, - уверенно произнес я.
– Кстати, ты мне обещал послабление, - напомнил он.
– Матросы собираются толпой валить на берег. А я, что рыжий, что ли? Или заключенный на строгом режиме?
– Капитан боится исков о нарушении контракта гораздо больше, чем штормов. Так что просто вынужден отпустить команду на берег, - пояснил я.
– Мне тебе тоже, что ли, иск вчинить? – хмыкнул Писатель.
– Интересно, куда? – полюбопытствовал я.
– В Гаагский трибунал, например. Жестокое обращение с ученым-энтузиастом и нарушение его главного права человека.
– Это какого?
– Искать Атлантиду, - с некоторой грустью изрек Писатель.
– Или что тут было вместо нее…