"Фантастика 2024-23".Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Чуть поодаль, отговорившись от высокой чести следовать в авангарде необходимостью присматривать за своими оболтусами, ехал сам Сварт. Как он осуществлял контроль, для Бёрнхема так и осталось загадкой, потому как всю дорогу старый бродяга дремал на ходу, надвинув на нос широкополую шляпу. Рядом с ним на мышиного окраса пони трусил Шрейдер, пытавшийся развлечь себя и других игрой на губной гармошке. Получалось отвратительно. Когда он извлекал из своего инструмента особо противный звук, «пират», не открывая глаз и не приподнимая полы шляпы, отвешивал музыканту смачный подзатыльник. Тот на время обиженно умолкал, но чуть позже, вдоволь наворчавшись о том, что артиста может обидеть всякий, начинал все по новой, и немузыкальные повизгивания сменялись оплеухами с завидным постоянством.
Замыкал колонну старенький фургон, на козлах которого гордо восседал возница из числа конвойников. Сам же фургон надежно оккупировали сержант Тейлор, следовавший за Дальмонтом, как верный премьер-министр за королем в изгнание, Паркер, блаженствующий на роскошной постели из общих мешков, и пулемет.
Единственным, кто не писывался в общую неспешную картину, был Митчелл, как заведенный носившийся туда-обратно вдоль всей колонны на вороном жеребце-трехлетке. Майлз углядел его на частной конюшне Питермарнцбурга и купил не торгуясь. Надо сказать, что и сами хозяева, стремясь поскорее избавиться от строптивого красавца, цену особо не заламывали. Причина их альтруизма стала ясна практически сразу. Насколько конь был красив, настолько же упрям, претенциозен и коварен. Седла не признавал принципиально, уздечку и удила почитал издевательством, а наездника на собственной спине и вовсе кровным оскорблением. Тем более такого хлюпика, как Митчелл. То, что внешность обманчива и старый служака не зря получал свое жалованье в Седьмой Кавалерии САСШ, жеребец понял достаточно быстро, ощутив значение поговорки «скала со скалой столкнулась» на собственной шкуре. Обоюдные мучения вылились в заключение перемирия между конем и всадником, более походящего на вооруженный до зубов нейтралитет. Трехлетка пытался скинуть Майлза при первой же возможности, а тот, не жалея кулаков и вожжей, всерьез задумывался о приобретении плети.
Убедившись, что все в порядке и в его вмешательстве необходимости нет, Фрэнк направил лошадь к Дальмонту.
Завидев подругу, лейтенантская каурая радостно всхрапнула и тут же принялась жаловаться бёрнхемовской кобыле на человеческую скупость и бессердечие. Командирская лошадка согласно кивала головой и возмущенно ржала, но на всякий случай изредка и с опаской косилась на хозяина.
Лейтенант, неумело чертыхаясь на клуб пыли, чуть не накрывший кляссер, склонился над книжицей, словно заботливая мать над ребенком, и на появление попутчика никак не отреагировал. Фрэнк, некоторое время понаблюдав за мучениями друга, громко откашлялся. Реакции не последовало. Бёрнхем, раздумывая над дилеммой, сможет ли он привлечь внимание, если выстрелит над ухом лейтенанта, озадаченно почесал затылок. Не решившись на столь кардинальные меры, он просто хлопнул Генри по плечу. Немного погодя — еще раз. Результат ничем не отличался от покашливания — ноль эмоций. Скаут, ошарашенный подобным поведением, уже потянулся к револьверной кобуре, когда Дальтон, убрав кляссер в седельную сумку, наконец повернулся, но со столь унылой миной, что порядком разгневанный Бёрнхем решил от намеченного разноса воздержаться.
— И была тебе охота в седле мучиться? — натянуто улыбнулся Бёрнхем, озирая тоскливую физиономию друга. — Шел бы себе в фургон, да возился там со своими картинками без всяких хлопот.
— Да ну ее, эту повозку! — совершенно по-мальчишески отмахнулся Дальтон. — Темно там и тесно. Стоит мне только на дистанции прямой видимости появиться, как Тейлор, возомнив себя заботливой мамочкой, начнет нудить длиннющие нотации: «Джентльмен должен то, джентльмен должен се…» — Генри, воочию представив, вещующего сержанта, явственно содрогнулся. — Не хо-чу. Опять же душно там. Пулемет маслом каплет, Паркер храпит, как табун загнанных жеребцов, а если он еще и сапоги снял… — Дальмонт содрогнулся еще сильнее. — Нет уж, увольте, я лучше тут как-нибудь.
Выслушав друга, Бёрнхем пожал плечами, и некоторое время они ехали рядом молча, размышляя каждый о своем.
— Объясни мне, Фрэнк, — прервал затянувшуюся паузу Генри. — Мы, британцы, — великая империя. Мы положили к ногам королевы половину земного шара, но почему-то на задворках мира, в никчемной Африке, раз за разом получаем по зубам. И было бы от кого? Нас лупят в хвост и в гриву не сильнейшие армии великих государств, а какие-то ополченцы. Почему? Ведь мы же — непобедимы?
— Вот только буры об этом не знают, — язвительно хмыкнул Бёрнхем. — Чего с них взять? Дикари… Газет не читают, политикой не интересуются… А вообще, Генри, сдается мне, что вся проблема в вас самих. Британская армия напоминает мне твоего сержанта — Тейлора. Сильный, опытный, сам черт ему не брат, но при всем при этом — жутко закостеневший. «Джентльмен должен…», да ничего тот джентльмен никому не должен. Вот взгляни на себя!
Генри покосился на свой запыленный мундир и, не найдя ничего особо выдающегося, недоуменно взглянул на Бёрнхема.
— О чем я и говорю, — с досадой вздохнул Фрэнк. — Для тебя твой внешний вид вполне нормален. А ведь твой колониальный мундир делает тебя отличной мишенью. Это раз. Ваши командиры привыкли водить войска в атаку колоннами, поротно и побатальонно. И не важно, что по тем войскам стреляют пулеметы и магазинные винтовки — идем колонной! Ведь в уставе так написано… О подготовке ваших офицеров, точнее почти полном ее отсутствии, вообще молчу. Теперь взгляни на буров. Их командиры не скованы догмами военных школ, у них практически нет регулярных войск, и они не носят красивую форму. Зачем им догмы, если они привыкли жить крестьянской сметкой? Они хорошо вооружены, они мобильны. Сегодня бюргеры нанесут удар здесь, и пока ваша «непобедимая» армия развернется, чтобы достойно ответить, буры уже атакуют с другого, самого неожиданного направления.
— Так что нам теперь, за коммандо по бушу гоняться? — возмутился Дальмонт. — Носиться сломя голову — задача кавалерии. Там народ побогаче нас подобрался, у них даже лошади, и те казенные, вот пусть и бегают.
— Бегать тоже по-разному можно, — назидательно произнес Бёрнхем. — Тебе Рой про бытность свою в техасских рейнджерах не рассказывал? Про свой любимый пулемет? Нет? Тогда слушай. Рейнджеры, они, конечно, не пограничная стража, а большей частью добровольная полиция, но граница с Мексикой тот еще гадючник, и кто и что там должен делать, сразу не разберешь. Как-то раз команда, в которой бездельничал Паркер, напоролась на полсотни то ли мексиканских бандидос, то ли апачей — не важно. Пока большая часть рейнджеров палила из всего, чего можно, Рой с пулеметом и пятком таких же, как он, сорвиголов тишком прокрался к границе. Как добрался — отсигналил, почти как мы в Сухой Лощине. И вот тогда первая половина рейнджеров погнала банду прямиком на засаду. Итог вполне закономерен — от банды осталась только могила. Одна на всех.
— И вывод из всего сказанного очень прост, — задумчиво произнес Дальмонт. — Нашей армии не хватает мобильности…
— Вывод еще проще, дружище, — рассмеялся Фрэнк. — Даже если ты от кого-то удираешь, не забывай поглядывать вперед. То есть, меняя одну позицию на другую, не забывай о третьей. Ну и мобильность, конечно, куда ж без нее….
Оставив лейтенанта обдумывать новую информацию, Бёрнхем порысил в голову колонны, а когда вернулся, Дальмонт уже о чем-то спорил с Митчеллом.
— …И все же я считаю, — одухотворенно размахивал руками Генри, — что порядочный христианин должен делать добрые дела ежедневно!
— Эт старушку что ль через улицу перевести, чтоб ненароком конкой не зашибло? — коротко хохотнул Майлз. — Так вот что я тебе скажу, паря, там, где я хожу, обычно ни старушки, ни улицы не водятся!
— Ну почему сразу старушку? — смутился лейтенант. — Любая помощь ближнему своему — это уже благое дело…
— А ежли я, к примеру, кому из конвойников в зубы дам, чтоб он, значица, службу нес, а не листья на деревьях считал, — продолжал ржать Майлз, — мне это как доброе дело на сегодня зачтется али как?
Заметив подъехавшего вплотную Бёрнхема, он вопросительно прищурился.
— Чиф, а ты про доброе дело на каждый день чего умного скажешь или нет?
— Скажу, — ухмыльнулся Фрэнк. — Скажу, Майлз, что когда я вытащил твою задницу из кутузки, я считал, что сделал доброе дело, тогда как мистер Линдерман считал, что сделает доброе дело, если тебя вздернет. Доброе дело мы сделали или плохое, решать не нам — Всевышнему. А пока живи, как знаешь, и делай, что должен, вот и вся мудрость.
Майлз открыл было рот, но, заметив запрещающий жест Фрэнка, осекся и замер. К спорщикам подъехали Шрейдер и Сварт, донельзя озадаченные и от того угрюмые.