"Фантастика 2024-23".Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– Ужасно, Алеша! Ну а у нас атомная песня. Новый хит сезона «Я обожгу тебя своим поцелуем»… Наверное, тоже ядерным…
Желтое такси заруливало на эстакаду нового терминала «Шереметьево-13», похожего на раздувшийся от ветра парус из стекла и бетона. Международный аэропорт, когда-то занимавший одно небольшое здание, теперь разросся в целый город, кольцом охвативший множество взлетно-посадочных полос. Он был щедро опутан многоуровневыми развязками, окружен стеклянными офисными зданиями, отелями и многоэтажными автостоянками.
Я развалился королем на заднем сиденье и слушал «Радио русских дорог», почитателем которого являлся и разговорчивый таджик-водитель, комментировавший Алешу и Алену очень эмоционально:
– Ох, что же творится на свете, товарищ! Это что, правда?! Ай, ай, ай. Хорошо, мой дед не дожил. Сейчас бы такое услышал и умер!
Клиента водитель именовал исключительно по старорежимному «товарищ», хотя было ему лет тридцать, и коммунистических светлых времен, а также товарищей, братства народов он не застал.
Почему меня везет таджик на такси, а не ребята Лешего на шикарном лимузине с мягкими кожаными сиденьями? Потому что таким образом можно неплохо затеряться в толпе, не привлекая к себе внимания. Лезть в общественный транспорт – так в нем полно видеокамер. Немалая вероятность, что десты получили доступ к муниципальной видеосети, а алгоритм распознавания лиц у них наверняка имеется. А я, как выяснилось, у них цель номер один. Каждая из их шавок, только завидев меня, обязательно вопьется зубами в горло. Так что «такси» - это по-нашему. Обычное. Желтое. Таджикское. С шашечками и надписью «Яндекс лимузин».
Водитель извлек из багажника и поставил на асфальт мой чемоданчик, из тех, что по габаритам не сдают в багаж. Трогательно распрощался, скрестив руки на груди и поклонившись, вдохновленный царскими чаевыми. Мне чаевых не жалко – парень мне понравился.
Я перебежал дорогу, остановился перед разъезжавшимися в стороны стеклянными дверьми. На миг замер, понимая, что эта граница неизвестности и неопределенности. И бодро перешагнул ее вместе с худощавой гламурной женщиной, толкающей перед собой чемодан, размером больше ее самой.
Простор внутри нового терминала был просто пугающий. В вышине сходились металлические и стеклянные конструкции. А на трех уровнях располагались бесчисленные стойки регистрации, таможенная зона, места отдыха с длинными рядами кресел, стеклянные будки для лишенных гражданских прав курильщиков, множество магазинчиков и кафешек. Все пространство было наполнено людьми, которых обуяла жажда передвижения.
Аэропорт – это такая фабрика по уничтожению расстояний. Раньше расстояниями владели путешественники, конкистадоры и мореплаватели, люди очень рисковых профессий. Сегодня аэропорты вручили расстояния в руки домохозяек, банкиров, портных и прочих обывателей. Расстояния на нашей планете перестали быть преградами и непреодолимыми препятствиями. Их всех перемололи аэропорты.
Вскоре, протолкавшись через массу народа, я очутился в прохладном уютном вип-зале с мягкой мебелью, низкими столиками, барной стойкой и работающем на первом федеральном канале телевизором.
Страшно вежливые девушки в темно-сиреневой приталенной форменной одежде аэропорта «Шереметьево» тщательно проверили билет и препроводили меня на мягкий диванчик. Принесли безалкогольный коктейль и поинтересовались, чего мне еще от них нужно.
От них мне не было нужно больше ничего. Разве что чашка чая чуть позже. Но время пока есть.
Скучая, я глядел в панорамное окно, из которого открывался вид на взлетную полосу. Там шло казавшееся хаотичным, но на деле до секунды просчитанное и до метра выверенное движение летающих металлических машин.
Вон, подкатывает к зданию аэропорта, прямо к кишке, огромный, на четыре сотни мест, американский «Дуглас 2010». А вон застыли птички поменьше – европейские «Кометы 136». Тяжело зарулил на взлетную полосу громадный транспортник «Бар-1100» - одно из новых уникальных творений КБ, основанного великим авиаконструктором, ученым и философом-мистиком Бартини…
Я всегда контролирую обстановку и пространство. Поэтому засек его сразу и обернулся, приветливо махнув рукой.
Писатель помахал ручкой в ответ. Бодро направился ко мне. Плюхнулся на диванчик. И объявил сервисной девушке:
– Двойной капучино. И чашку побольше. Я не пью вашими наперстками!
Мило проворковав что-то, служительница аэропорта удалилась за заказом.
Писатель был взвинчен. Где-то им владел страх, а где-то гнала вперед непреодолимая жажда приключений. Он всей душой был за знатную движуху во всей ее многогранной суете.
– Надо же, ты сегодня вовремя – усмехнулся я.
– С твоими ландскнехтами не забалуешь, - отозвался он.
Его доставили в аэропорт ребята Лешего. И теперь они шатаются кругами около вип-зала. И успокоятся только тогда, когда наш самолет взмоет в небесную высь.
– Расслабься, - посоветовал я. – Ты летишь в Париж. Для большинства людей это уже само по себе счастье.
– Счастье, - Писатель будто попробовал это слово на вкус. – Ненавижу это слово. Что-то есть в нем меленькое, пошленькое, эгоистичное. Счастье - это эйфория. Оно есть и у хомяка, сделавшего большие запасы. Для человека разумного нужно не какое-то там розовое счастье, а полнота жизни, чувств и осознанности.
– Мое восхищение, пан философ, - хлопнул я в ладоши.
– Посадка через двадцать минут. Так что спокойно допивай свое ведро капучино.
– Лады… И пошли они до самого города Парижу, - процитировал Писатель известный мне уже во второй реальности подряд мультфильм…
Часть третья
Катакомбы Парижа
Глава 1
Как с годами изменяется восприятие полета в самолете. Раньше мне казалось, что я мчусь в алюминиевой хрупкой скорлупке, а у меня под ногами бездна в десять километров, и держит меня в воздухе и не дает шмякнуться какое-то чудо. Теперь, наоборот, я уверен, что нахожусь в незыблемой и неподвижной металлической крепости, а вся планета крутится вокруг нас.