"Фантастика 2024-30". Компиляция. Книги 1-25
Шрифт:
Что же касается отца, то он, помня об обещании найти жену не позднее чем через год, которое дал Брум ранее, вбил себе в голову, что у сына в городе наконец появилась зазноба. И хотя ему до смерти хотелось узнать — кто она, каких кровей и при каком состоянии, но врождённая тактичность заставляла его помалкивать. А может, он просто боялся спугнуть сына-растяпу. В общем, на какое-то время Брум и Динди оказались предоставленными самим себе, и могли наведываться в город по два, а то и по три раза в неделю.
***
Только теперь, оказавшись один не просто
Здесь всё было совсем иначе. И дело было не только в языке, менталитете, иной религии. Инаковость складывалась из тысяч мелочей — начиная от иных гастрономических предпочтений и заканчивая концептуальным восприятием бытия. Жизненный уклад келлийцев был словно грубой, донельзя упрощённой пародией на повседневную жизнь шеварцев.
Ну и, разумеется, всё это усугублялось языковой пропастью. Почему-то до сих пор Шервард был убеждён, что без труда овладеет имперским. Теперь же он приходил в отчаяние, пытаясь постичь особенности чужого языка. Притом, что какой-нибудь академик из Шеара, специализирующийся на лингвистике, с удовольствием прочёл бы целую лекцию о том, насколько имперский язык проще и логичнее языка северных народов. Но он был другой, и в этом было всё дело. Возможно, он был устроен куда проще, и его структура подчинялась более очевидной логике, но Шервард, привыкший к иной логике и иной структуре, никак не мог сжиться с имперской речью.
В этом смысле разведчик из него выходил никудышный. Да, он уже худо-бедно мог поддержать разговор с торговками на площади, и тем более мог поговорить с Бруматтом, который очень чутко относился к затруднениям нового знакомого, а потому всегда говорил небыстро и чётко. Но багажа этих знаний было явно недостаточно для того, чтобы эффективно вызнавать необходимую Вранооку и Желтопузу информацию, или вербовать сторонников. Шервард утешал себя, что впереди у него ещё несколько лун, но, признаться, в глубине души он сильно переживал, боясь подвести тех, кто послал его.
Значительные заминки вызывала и его неопытность в торговых делах. Теперь-то он осознал, как велика разница между сбытом мазанок на городском рынке и ведением настоящих дел. До сих пор он самостоятельно так и не встретился ни с одним купцом Тавера, и те, в свою очередь, похоже, уже понемногу растеряли первоначальный интерес к нему. Иной раз Шерварду казалось, что он — один посреди бушующего Серого моря, в разбитой утлой лодчонке без вёсел и руля…
Благодарение Матери и Отцу, через некоторое время он всё же преодолел ту пучину беспомощности и отчаяния, в которую погрузился вначале под воздействием собственного одиночества и сосущей тоски, и в немалой степени этому способствовало знакомство с Бруматтом и Дининдрой, которую он, как и все прочие, привык звать просто Динди, тогда как к её брату неизменно обращался полным именем.
Да, эти двое вдохнули в него жизнь. Динди была одновременно и похожа, и непохожа на Лойю. Девушка была умалишённой, но это нисколько не портило её. Эта молчаливость, эта отрешённость, которая частенько застывала на лице, затем внезапно сменяясь какой-то наивной оживлённостью, скорее нравились Шерварду. Она была как ребёнок. По числу прожитых зим они с Лойей недалеко ушли друг от друга, но Лойя, конечно, казалась взрослее, особенно в последнее время. Хотя и она, в отличие от жены Тробба, например, до последних дней сохраняла в себе что-то непосредственное, детское.
И всё же первое впечатление, навеки впечатанное в мозгу юноши — то самое, оставшееся с первой встречи, когда он увидел Динди, стоящую на палубе драккара с младенцем на руках — это впечатление так никуда и не делось. Оно то и дело упрямо пририсовывало девушке какие-то черты Лойи — возможно фантомные, видимые лишь ему одному, но… Временами это будто снова была она, его козочка, как ласково называл он жену. Иногда какое-то движение, жест, поворот головы до судорожной боли напоминали Шерварду её…
Разумеется, он не был влюблён — сейчас и речи об этом идти не могло. Боль утраты была слишком сильна, чтобы он мог даже помыслить о том, чтобы заменить кем-то Лойю. Но Динди оказалась отличным врачующим средством — бальзамом, что щедро проливался на израненную душу, принося облегчение.
Что касается Бруматта, то он нравился Шерварду всё же в первую очередь как брат Динди. Во вторую — как шеварец, которого он может понимать лучше остальных. По характеру Брум не слишком-то подходил более деятельному, общительному келлийцу. Живи он в Скьёвальде — они вряд ли общались бы без необходимости.
Но здесь, на чужбине — другое дело. Здесь были все предпосылки для того, чтобы этим двоим стать друзьями. Тем более, что у Бруматта, похоже, друзей-то и не было. Он ровно и доброжелательно общался со всеми, но словно держал определённую дистанцию, не подпуская к себе никого чересчур близко. Будто боялся обжечься. Тем удивительнее была та лёгкость, с какой он сблизился с Шервардом.
Они встречались теперь довольно часто. Юноша уже знал, что эти двое (трое — ведь малютка Риззель также была важной частью их уютной компании) жили в имении неподалёку от города, и приезжали сюда лишь время от времени. Каждый раз, уезжая, Бруматт сразу оговаривал, когда приедет вновь. Теперь Шервард уже гораздо лучше понял имперскую концепцию времени, и, в частности, сумел приноровиться к понятию недели.
Бруматт, видно, был из тех людей, которые стремятся упорядочить всё вокруг себя, и потому с такой скрупулёзностью определял дату каждого своего визита. А быть может, он просто боялся прибыть некстати, оказаться несвоевременным. Было видно, что он дорожит дружбой с Шервардом, и юношу это действительно трогало. Он и сам дорожил этой дружбой, так что был рад любой встрече, тем более что его деловая жизнь вовсе не била ключом и свободного времени было хоть отбавляй.
Во время очередного приступа самобичевания по поводу своей бездарности в качестве разведчика, Шервард, чтобы прийти в согласие с самим собой, установил, что даёт себе одну луну (шеварцы говорили «месяц») на то, чтобы окончательно освоиться и подучить язык (в чём он рассчитывал, в первую очередь, на Бруматта), а затем уж всерьёз возьмётся за выполнение задания.