"Фантастика 2024-30". Компиляция. Книги 1-25
Шрифт:
— Да совсем обнаглели столичные-то, господин Бруматт, — охотно заговорил трактирщик, которого происходящее явно задевало за живое. — Они там, вишь ли, голодают, и им требуется больше зерна! Зима у них, вишь ли, холодная выдалась! Вот и вывозят наши запасы теперь! Почитай возов сорок уже из города ушло!.. Нашего хлеба!
Наверняка кто-то в Тавере знал о Днях изобилия, что проводились в столице, но широко эта информация не афишировалась. Подобная практика имела место едва ли не в одной лишь Кидуе, да, может, ещё в нескольких крупных городах империи. В местах вроде Тавера о подобном не могли и помыслить. Однако же и здесь имелись хранилища
В этот же раз власти города, получившие срочный приказ императора, вынуждены были действовать быстро, а это значило, что добрая половина города видела, как из их хранилищ выносились мешки и грузились на здоровенные сани. И это порядком разозлило таверцев. А возможно, кто-то более осведомлённый мог и догадаться, что это зерно будет просто роздано бездельникам из Кидуи.
Собственно говоря, это и было главной ошибкой властей. Таверцы восприняли это изъятие как отбор лично у них, хотя зерно из императорских запасов нечасто перепадало горожанам, и уж подавно — никогда бесплатно. Так что если бы была возможность перевезти его понемногу, небольшими партиями — никто ничего бы даже и не заметил.
Вообще на периферии империи о бунте, который уже разгорался в столице и который стал причиной такого внезапного изъятия хлеба, ничего известно не было. Впрочем, даже зная об этом, таверцы вряд ли прониклись бы особенным сочувствием к кидуанцам, а скорее всего это взбесило бы их ещё больше. В общем, город гудел, и Шервард с приятным удивлением впервые мог наблюдать, как хвалёная таверская лояльность трещит по швам.
Да, келлийский лазутчик с радостью прислушивался к гомону, царившему в таверне. Он глядел в суровые лица горожан, сейчас искажённые гневом, и эти образы с лихвой компенсировали недостаточное знание языка — даже не понимая того, что они говорят, он вполне представлял их настрой. Конечно, это ещё ни о чём не говорило — скорее всего, через недельку Тавер успокоится, и уж подавно Шервард не ждал каких-либо открытых действий против метрополии. Но он увидел главное — сотни лет пребывания Палатия под управлением империи так и не вытравили из него вольный Шевар до конца. В палатийцах, пусть и глубоко запрятанное, оставалось это деление на «они» и «мы».
Пока что Шервард ещё толком не представлял, что ему делать с этим знанием, но, по крайней мере, было похоже, что он нащупал подобие входа в гнездо диких пчёл, куда можно будет попробовать ткнуть палкой. А главное — если даже в «цивилизованном» Тавере шеварцы так легко раздражались от неуместных действий империи, то Враноок действительно вполне может найти союзников среди поморов, живущих в селениях, подобных Скьёвальду, вдоль всего побережья.
— Так вот что за возы я видел у городских ворот! — воскликнул Брум, припоминая, как его саням пришлось потесниться к сугробам на обочине.
— Они самые! — закивал хозяин, сжимая кулаки. — Говорят, подчистили почти всё зерно! Теперь, коли что случится — взять уж будет неоткуда! Разве что весной завезут из Загорья. А до тех пор — жуйте, простофили, свои уши!
— Неужто теперь будет голод?.. — тревожно взглянув на сестру и племянницу, спросил Брум, который, уже неплохо разбираясь в хозяйстве собственного имения, плоховато понимал экономику более крупных масштабов.
— Ещё чего!.. — как-то даже злорадно ответил мэтр Хеймель, как будто и впрямь считал, что император задумал всё это лишь только для того, чтобы уморить таверцев голодом. — Мы-то, чай, свои закрома загодя заполнили! У меня зерна вволю хватит, так что вам не о чем беспокоиться! В моей харчевне вы всегда получите и свежего хлеба, и сдобы для вашей малютки! Да и другие тоже на власти-то не больно надеются, сами запасаются. Мы-то переживём, ничего!
— Ну и хвала Арионну, — облегчённо закивал Брум, чьи амбары тоже были полнёхоньки с осени.
— Так-то оно так, — в благодарности Белому богу закатил глаза трактирщик. — Да только не дело это! Для императора, стало быть, жители Кидуи поважнее нас будут! Они, стало быть, пусть хлеб едят, а мы, выходит — жуй свои уши!
— Это уж как обычно… — поморщившись, проворчал Брум.
Поняв, что разговор исчерпан, мэтр Хеймель направился к другому столу, не переставая ворчать что-то про свои уши и обнаглевших кидуанцев. Шервард же отметил, что Бруматт как будто бы скис после этого разговора. Неужели он так переживал из-за вывезенного хлеба?
— Это часто бывает у вас? — поинтересовался северянин, чувствуя, что собеседник сейчас весьма расположен ругать Кидую, и надеясь продвинуться в своей цели вербовки сторонников.
— Не знаю, — чуть рассеянно пожал плечами Брум, глотая подстывший чай. — Раньше я об этом не слыхал. Хотя… Чего ещё ждать от Кидуи?..
— Они относятся к вам плохо?
— Да не то чтобы плохо… — было заметно, что Бруматту неприятно говорить об этом. — Просто все они такие… Приходят, берут что им надо, и уходят как ни в чём не бывало.
При этом он так взглянул на свою сестру, как обычно, безмятежно глядевшую куда-то в сумрак таверны, притулившись к стенке, что Шерварда вдруг осенило. Догадка, разумеется, не пришлась ему по вкусу — мысль, что кто-то мог причинить зло Динди, обожгла сердце злостью. Но он промолчал, не желая продолжать разговор при девушке, однако решив, что непременно поговорит об этом с Бруматтом позднее.
Такая возможность вскоре представилась — чуть отогревшись, Бруматт отправился по делам имения, тогда как Динди с Риззелью оставались здесь, в приятном тепле таверны. Шервард частенько под разными предлогами, а то и вовсе без них оставался, чтобы составить ей компанию, но на этот раз вызвался прогуляться с Бруматтом.
Они вышли наружу, задохнувшись от морозного воздуха, обжёгшего лёгкие. Впрочем, их, коренных северян, такой мороз не пугал, тем более что одеты они были в великолепные меховые одежды, не оставлявшие холоду ни одного шанса добраться до кожи.
В то время, как лёгкий морозец и выпавший снежок едва ли не парализовали жизнь Кидуи, здесь, на заснеженных улицах Тавера, жизнь кипела. Румяные торговки, ставшие в два раза толще из-за напяленных зимних одежд, разрумянившиеся от мороза, звонко переговаривались между собой, а завидев Шерварда, непременно стремились перекинуться с ним хоть словечком. Брум, правда, не пользовался такой популярностью среди этих пропахших рыбой красавиц, да и особенно не стремился к этому.
— Почему ты так говорил про кидуанских? — не теряя времени, спросил келлиец, понимая, что вскоре приятель с головой уйдёт в дела. — Ты знаешь их?
— Некоторых, — с неохотой процедил Бруматт, но всё же не сделал попытки прекратить неприятный разговор. — Один жил в нашем имении, а другой и теперь живёт. Оба — довольно неприятные типы.
Очевидно, что добряк и увалень Брум так и не простил Линда, а свою ненависть к бывшему другу отчасти перенёс на барона Ворлада, тем более что тот и сам давал достаточно поводов для неприязни.