!Фантастика 2024-4". Компиляция. Книги 1-16

Петровичева Лариса

Поиграли в просвещение – и довольно. Пора и честь знать. Интересно, думал ли покойный Андрей о том, что, пытаясь предотвратить строительство Гармонии на новой родине, он тем самым ее приближает? Вряд ли: он был идеалист и гуманист и во всех людях видел хорошее.

– Мне будет недоставать Андрея, – негромко сказал Шани, когда от телеграммы осталась лишь горстка скрученных спиралями бумажных полос. – Он был хорошим человеком. Я любил его…

По щеке Нессы прокатилась слеза, потом вторая. Шани ощутил мгновенный и сильный укол горечи.

Отдавая Мари приказ

отравить доктора, он действовал как человек, который не принадлежит себе. И делает только то, что необходимо для блага государства. Впрочем, это была попытка оправдаться, запоздалая и ненужная. Доктор Кольцов прожил хорошую жизнь и обрел заслуженный покой, его история закончилась. А новейшая история Аальхарна только начиналась. В этом и была разница. Шани перевернул страницу и продолжил чтение. Вскоре Несса прекратила плакать и покинула гостиную, чтобы вернуться с корзиной для рукоделия: она вязала приданое для ребенка. Через полчаса двое охранцев быстро накрыли стол для легкого ужина. Это была идиллическая картина: семья высокого достатка проводит тихий зимний вечер за приятным досугом – общий план слегка портили только солдаты охранного отряда, те еще головорезы, присутствовавшие в качестве прислуги.

Через час возле входных дверей послышался шум голосов. Пьеса началась минута в минуту.

* * *

Как и ожидалось, министры и патриарх дружно встали на колени и принялись умолять государя о возвращении. Некоторое время Шани с удовольствием наблюдал за самыми разнообразными оттенками страха, недоумения и надежды на их лицах, а потом все-таки предложил им расположиться по-людски и побеседовать. Когда гости смущенно устроились на диванчиках, Шани произнес:

– Господа, я не заинтересован в вашем предложении. Теперь у меня другая жизнь, и надеюсь, я заслужил покой в кругу семьи.

Берг, который среди спокойной роскоши императорского дома чувствовал себя мухой в сметане, смахнул тяжелой ладонью слезу и произнес с той тихой проникновенностью, которой от него вряд ли кто-то мог ожидать:

– Государь, не оставляй нас. Ну как мы без тебя? Кто же детей-то своих бросает…

При упоминании о детях Несса чуть не выронила вязание. Ее руки едва заметно дрожали.

– Я с вами и войну и мир прошел, – сказал Шани с искренней, ненаигранной горечью. – А вы кинулись прочь по первому щелчку, – для большей убедительности он щелкнул пальцами: министры дружно вздрогнули. – Пожалуйста, хотите быть счастливыми – будьте. Хотели свободы – вот она. Хотели прав – да на здоровье!..

– Сир, да какие права, ты о чем! – воскликнул Берг. Министры согласно закивали. – Вон в войска всех берут, да не всем оружие дают! Кому-то только лопата по уму, да и та великовата будет, – он огляделся по сторонам, ища поддержки: – Да мало ли что там полоумные кричали?

Шани безразлично пожал плечами.

– Я вам напоследок придумал вариант действий, – сказал он с нескрываемым сарказмом. – Введите всеобщее избирательное право. Чтоб все могли голосовать: и здоровые, и убогие, и крестьяне, и дворяне. Да! И бабы обязательно. И пусть кого-нибудь из вас

выберут главой государства. А остальные будут контролировать, чтоб с трона не свалился.

Министр образования и науки судорожно вздохнул и лишился чувств. Видимо, его тонкая натура не выдержала самой возможности избирательного права, тем более для женщин.

– Микоша не выбирайте, – усмехнулся Шани. – Он хрупкой душевной организации человек. А, еще, чуть не забыл. Церковь непременно отделите от государства. Чего это какие-то попы в злате будут народу о грехах толковать и ограничивать свободу действий нового просвещенного человека? Раздавите гадину, и всего делов.

Новый патриарх Алекс был молод и, по мнению имевших с ним дело, изрядно вспыльчив, однако, когда он заговорил, его голос звучал убедительно и проникновенно:

– Ты говоришь с горечью, государь, и я понимаю твою горечь. Мы пережили трудные времена, мы все сомневались, нас одолевали сомнения, но сомневались мы не в тебе. Все это время мы сами себе не верили. Не прими нашу растерянность за неблагодарность. Мы твои дети, а дети частенько бунтуют – необязательно против родителей, а против несправедливой, как им кажется, жизни. Но родители при этом не бросают своих детей. И мы все, твои дети, искренне раскаиваемся и просим тебя вернуться. Не отвергай нас.

Патриарх сказал хорошо: министры согласно закивали и сдержанно зашумели, выражая искреннее одобрение и поддержку. Шани несколько минут рассматривал тусклые пятна сиреневого в аметисте своего старого перстня и думал, что молодой Алекс далеко пойдет.

– Хорошо, – произнес Шани и, переведя взгляд на открытые двери гостиной, увидел Мари. Бледная, исхудавшая, больше похожая на мертвеца, чем на живого человека, она стояла рядом с командиром охранного отряда и прислушивалась к тому, что происходило в гостиной; Шани неожиданно подумал, что дзёндари тоже родилась ранней весной. – Хорошо, я вернусь. Но вам следует готовиться к значительным переменам.

По гостиной прошел общий вздох облегчения. Собравшиеся были готовы на все, чтобы сохранить в стране привычную стабильность.

«Жаль только, что этого не случится», – подумал Шани.

Мари ждала его в экипаже. Стукнув в стену и дав кучеру знак трогать, Шани затолкал свой саквояж под сиденье и сказал:

– Хорошо, что ты здесь.

Дзёндари слабо улыбнулась. Видимо, ее знобило: зима еще не обрела морозной крепости, но Мари куталась в тяжелый меховой плащ, словно никак не могла согреться.

– Возможно, – промолвила Мари едва слышно. – Где же мне еще быть.

Видимо, дела ее были плохи. С сочувствием глядя на Мари, Шани пожалел, что, прощаясь с Нессой, оставил ей все свои медицинские планшеты: и старый, и новый. Впрочем, не страшно – приедут в столицу, и он за руку отведет дзёндари к лекарнику. Перебедуем, ничего.

– Ты заболела?

– Я умираю, – сказала Мари и отвернулась к окну.

Шани взял ее за руку и испугался: кисть оказалась такой же иссушенно легкой и горячей, какая была давным-давно у его умирающей матери.