"Фантастика 2024-40". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Пан Клямка застонал, заскрипел зубами, перетирая их в крошево.
– Последний раз спрашиваю, – долетел до Ендрека голос мазыла Тоадера. – Где золото?
Медикус закрыл глаза. Полегчало, хотя не намного. В уши рвались хриплые стоны пытаемого. Пан Стадзик терпел из последних сил, но не кричал.
– Вот это шляхтич, – восхищенно прошептал пан Юржик. – Старой закваски, сейчас таких не делают…
Ендрек вздохнул и тут же закашлялся – ноздрей достиг запах горелой плоти. Какой дурак шпильман назвал запах горелого
Стадзик уже не стонал, а выл. Низко и протяжно. Но пощады не просил и вообще до разговора с палачами не унижался. Рошиоры деловито гомонили, очевидно, обсуждая пытку. Потом вдруг смолкли.
Коротко и зло выкрикнул что-то мазыл Тоадер.
– Что там? – прошептал Ендрек.
– Не смотри! – зашипел Юржик. – Не смотри!
– Нет, пускай поглядит! – прокаркал где-то поблизости пан Цвик. – Авось посговорчивей будет.
– Сука ты, Гредзик, – выкрикнул пан Бутля. – Господь тебя накажет!
– Что тебе до моих грехов, Юржик? Свои считай. Я-то отмолить успею, а вот ты – вряд ли.
Ендрек почувствовал, как крепкие пальцы вцепились в его волосы, задрали голову, разворачивая лицом к костру.
– Оставь его, Гредзик, – рычал пан Юржик. – Уйди, вражина!
– Ничего. Пускай смотрит… – Голос предателя показался медикусу голосом безумца. Слишком мало в нем оставалось от прежнего рассудительного и даже симпатичного пана Гредзика. – Он следующий, уж я позабочусь…
Студиозус изо всех сил зажмурился, но палец Гредзика безо всякой жалости оттянул ему веко вверх.
– Смотри, щенок паршивый, смотри…
У костра творилось что-то малопонятное медикусу и оттого еще более ужасное.
Пана Стадзика освободили уже и от штанов, обнажив худой, жилистый зад. Двое рошиоров сноровисто привязывали веревки к его побагровевшим щиколоткам, нимало не заботясь, какую причиняют боль. Еще пара угорцев принесли обтесанную с одного конца жердину.
Козма нагнулся и поводил по свежим затесам на древесине серовато-белым бруском, зажатым в руке. Сало, что ли?
– Су-у-уки, – тоскливо протянул пан Юржик и снова зарычал с прежней злобой. – Уйди, Гредзик, уйди от греха… Я ж тебя зубами грызть буду. Я тебя голыми руками…
– Врешь, не достанешь, – ухмыльнулся пан Цвик. – Пока что ты в плену, а не я…
– Ничего, Господь шельму метит. Отольются и тебе наши муки…
Веревки, тянущиеся от лодыжек пана Клямки, привязали к седлам угорских коней, горбоносых, сухих, со скошенными крупами. Рошиоры взяли скакунов под уздцы, причмокнули.
Пана Стадзика поволокли сперва по земле, а потом заостренный конец жердины коснулся тела, медленно вошел меж растянутых в стороны ног.
И вот тогда пан Стадзик заорал.
Страшнее крика Ендрек не слыхал за всю свою жизнь.
Кони шли очень медленно, едва-едва переступая точеными копытами и времени на проклятия у смертника оказалось достаточно.
– Смотри, смотри… – с полубезумной удалью приговаривал Гредзик, на радостях дергая веко Ендрека вверх с такой силой, что парню показалось, что все – сейчас оторвет.
Крики Стадзика постепенно перешли в протяжный звериный вой, в котором уже не было ничего человеческого. Только боль, сломавшая наконец-то гордого шляхтича, обнажившая присущее всякому желание жить и ужас перед смертью.
– Смотри, смотри…
Кони остановились.
Рошиоры навалились вчетвером, приподнимая кол. Толстый необструганный его конец утвердили в ямке – когда выкопать успели?
Стадзик повис на высоте полутора сажен над землей, медленно опускаясь под своей тяжестью.
«Если в сердце войдет, – подумал Ендрек, поражаясь своей способности мыслить холодно, – значит, повезло. Мучиться не будет».
Крик Стадзика стал тише – не может человек долго орать без риска сорвать горло – и вскоре перешел в хриплый, надсадный стон. Рошиоры утратили интерес к посаженному на кол, за исключением Митряна, утаптывающего набросанную в ямку землю. Но вскоре и он, пошатав жердь и убедившись, что кол установлен надежно, направился следом за прочими к пленным лужичанам.
– Ты следующий, – прошипел пан Гредзик, обжигая ухо горячим дыханием.
– Ты. – Палец мазыла Тоадера недвусмысленно указывал студиозусу прямо в грудь. – Ты можешь спастись, а можешь разделить его долю. Где казна?
– Не знаю.
– Да не знает он! – выкрикнул пан Юржик.
– Ничего. Сейчас расскажет и что знает, и что не знает.
– Не бери грех на душу, мазыл Тоадер, – едва ли не взмолился пан Бутля. – Бери меня, коль так невтерпеж!
– Тебя? – озадаченно произнес угорец. – Впервые вижу, чтоб человек добровольно на пытку шел. Вразуми уж дурня, что так?
– Да просто так.
– Ну, вот ты совсем меня за дурака держишь, оказывается. Не верю.
– Ну, пускай будет… Хочу, чтоб парнишка пожил еще хоть малость.
– Не верю. Или ты святой, пан Юржик?
– Не святой.
– Потому и не верю.
Ендрек затравленно молчал, переводя взгляд с одного на другого. С угорского мазыла на малолужичанского шляхтича. Что за спор затеяли? К чему? Может, Юржик что-то задумал? Хотя нет. Вряд ли. Что тут задумаешь? Спасения нет. Зато от результата спора зависит – поживет ли он, Ендрек, студиозус Руттердахской академии, еще немного, хотя бы пока Сито не взойдет над головой и не засияет на безоблачном небе, или умрет лютой смертью на колу прямо сейчас.