"Фантастика 2024-76". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Когда мальчишки брали «на слабо» малышню, я забежала дальше всех и упала на спину, хохоча в светлое, словно застиранное, небо. Смелая Рива… Стоило моей темной макушке исчезнуть из видимости, как они побежали за взрослыми — в детском фольклоре ходили слухи, что, однажды уснув на поле с маковником, уже не проснешься. Вранье, конечно. Будешь сладко спать и видеть яркие сны, а проснешься отдохнувшим и свежим. Маковник рос только на Иларии. У нас самые лучшие расслабляющие и сонные средства.
В тот раз мне влетело — не за маковник. За то, что поддалась «на слабо» и позволила собой помыкать.
Меня воспитывали с чувством уважения к себе.
В ушах еще стояли слова генерала: за все надо платить, чем ты готова пожертвовать?
Слова того, кто не был невольником. Как будто я могу выбирать, думать, мечтать, жить — все обратилось в прах с поражением моей страны в общей войне.
Я рабыня, мне жертвовать нечем.
Глава 3
Кают-компания «Стремительного» была убрана по случаю подписания Мирного договора.
«Убрана» — означает по-корабельному не чистоту, здесь всегда должно быть чисто. Это значит «убранство» — нарядная роскошь, без которой можно обойтись, но только не на флагмане. Золотистые портьеры закрывали стены, пол устали красным бархатом.
Лиам в белой форме с сияющими золотыми погонами и в черных сапогах, занимал место на трибуне. Как хозяин корабля, но не положения, он имел право взойти туда первым, но придется ждать гостя — генерала.
В просторном помещении собрался цвет корабля: высшие офицеры, некоторые были с женами, прилетевшими на борт по случаю конца войны. Все в парадных мундирах, дамы в вечерних платьях — красных, белых, розовых, желтых… Черного ни одного.
Черную одежду можно увидеть только в концах зала, где располагались места для рабов. Право взойти на трибуну из нас получит кто-то один — я или Эрик, второй ксено-этик «Стремительного».
По случаю праздника я была в платье и в черных туфлях. Хотела надеть костюм, но в последний момент пришла разнарядка: рабы в брюках, рабыни в платьях. Черные туфли, прическа такая же, как и вчера — я выглядела красиво. В зеркале в другом конце зала я видела свое отражение: пышный «корабельный» узел, татуировка, делавшая глаза ярче. Я ненавидела свою внешность: она сделала меня любовницей Лиама. Ненависть пришлось прятать глубоко внутри. Мой удел: терпеть и улыбаться.
Эс-Тирран обещал сделать меня свободной.
Сейчас в кают-компании не было ни одного григорианца. Нервничая, я сцепила руки в замок и они, бледные, выделялись на черном платье, словно большая буква «V».
Раздался писк подключаемого микрофона. У меня екнуло сердце, я перебирала пальцами, едва дыша. Сейчас на двух чашах весов лежало будущее: в одном мирный договор подписывают, я остаюсь на «Стремительном» и продолжаю, сжав зубы, служить хозяину. После войны, скорее всего, меня переведут… А с возрастом я покачусь все ниже. Когда цветок увянет, мне найдут замену. Может быть, я заинтересую кого-нибудь ниже званием и положением. Все ниже и ниже, пока не стану не нужна никому… Как закончу свою жизнь, я не знаю. Будущее в тумане. Но ничего хорошего там нет.
Если я приму предложение генерала, туман придет сразу. Но у меня будет надежда добиться свободы, и я готова платить любую цену… Не я ее продала. Это решили за меня — обстоятельства и мое правительство. Но я заплачу, чтобы ее вернуть.
Я глубоко вздохнула и крепко стиснула пальцы, борясь с головокружением.
В распахнутых дверях появилась сутулая фигура, и я замерла на вдохе.
Эс-Тирран и свита за ним замерли, осматривая зал. Этого требует церемония. С заминкой зазвучала музыка и под звуки марша они двинулись к трибуне по красной дорожке. За ним шли советники, помощники и охрана.
Он был в броне. Мой взгляд скользнул по фигуре и остановился на кинжале.
Генерал прошел мимо, даже не взглянув на меня, словно мы не договорились накануне. Голова кружилась все сильней, в глазах потемнело, и я вспомнила, что нужно дышать.
Делегация взошла на трибуну.
Лиам первым подошел к микрофону, и голос загрохотал по залу — он поздравлял всех с «долгожданным днем», поздравлял с окончанием тяжелой войны «для всех нас», будто не сам ее развязал и говорил, как счастлив подписать договор с Григом. Ложь. Григ он ненавидит — за то, что тот не сложил оружие.
Он говорил что-то еще, но я не разбирала слов. Голос Лиама гремел в ушах, как гнев бога-громовержца. Гремел, словно он уже знал о моем предательстве. В уверенной позе Эс-Тирран стоял рядом и в своей броне выглядел грозно, как страшный вестник войны. У них воинственный народ. Любой повод они воспринимают за приглашение к сражению — личному или государственному.
Лиам закончил и уступил место генералу.
Тот сказал несколько приветственных слов своим. Выразил сдержанную радость от победы и публично пообещал подписать на равных мирный договор. Я смотрела, как они отходят к столу и по очереди жмут друг другу руки. Начиналась главная часть церемонии, речи окончены… Сейчас на сцену вызовут ксено-этика. Я уже приготовилась, что офицер-распорядитель выкрикнет мое имя, но внезапно пригласили Эрика.
Я выдохнула и отпустила измученные нервами пальцы. Генерал невозмутимо наблюдал за приготовлениями и в мою сторону не смотрел. А может, я все придумала вчера? Может воспаленное испуганное сознание все придумало? Ни одного взгляда, ни одного намека…
Мгновение и договор подписан.
Эс-Тирран произнес короткую клятву, обещая беречь хрупкий мир. Официальная часть закончена.
Лиам протянул руку для торжественного рукопожатия, но григорианец прошел мимо и спустился с трибуны. Удивленные люди следили за ним, бесстрастной осталась только свита. Он шел ко мне. Тот момент, которого я ждала.
В горле появился ком, но я помнила его слова о самоотречении. Если бы Илария знала, что это, меня бы здесь не было.
Григорианец остановился в метре и упал на колени, он склонился в низком поклоне, упираясь руками в пол, и он застыл со сгорбленной спиной на целых три секунды. Так кланяются монарху… И перед клятвой, если хотят, чтобы ответили согласием. Только жизненная необходимость заставит григорианца припасть перед рабыней.
Я смотрела на напряженные плечи и спину генерала, боясь поднять глаза и увидеть колкие взгляды и шокированного Лиама, которому некому объяснить, что происходит.