"Фантастика 2024-77". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
Странно, что дарованная жизнь принимает совсем неземной вид: с тех пор он часто ходил в дивную горную страну Чу посмотреть, как бессмертные играют в сугоруку. И каждый раз, пока он следил за игрой, истлевал его колчан, рассыпался лук, а все его близкие, и их дети, и дети их детей умирали от старости. Иногда бессмертные играли душами смертных. Но результат неизменно был одним и тем же – все его оружие превращалось в прах, одежда сгнивала, а близкие люди отправлялись в область за Луной, из-за которой появлялась сухопарая старуха, которая поила горьким отваром и зеленым чаем. Ее невыщипанные брови и морщинистое лицо казались самыми уродливыми. Натабуру охватывал ужас. Он пытался
Наступила осень, звон мечей в голове прекратился, и в один из дней Натабура очнулся. Все было знакомо: и прокопченный потолок, и оконце, затянутое слюдой. «Учитель…» – обрадовался он. Взгляд скользнул по балкам очага, и разочарование охватило его. Это не был родной монастырь. Старуха, которую он боялся пуще неволи, пекла сладкие каштаны. Тотчас она бросила в огонь чашку желудей в знак того, что болезнь отступила, сунула Натабуре моти – толстую кукурузную лепешку с сочной курятиной, специально приготовленную для такого случая, большую чашку с бульоном и выбежала за стариком, который развешивал рыбу на террасе у моря.
– Садако!.. Садако!.. – Ветер уносил ее слова в сторону, а ноги едва преодолевали ноздреватые ступени. – Он открыл глаза!!! – В ее голосе слышалась неподдельная радость.
«Я должен проснуться и уйти», – подумал Натабура и, хотя его все еще душил кашель, впервые провалился в сон без кошмаров, где не было призраков морской крепости Ити-но-тани, Окабэ Иномата, бессмертных и ревущего на все лады моря.
Когда Садако с Когимой вбежали в хижину, он уже спал. Когима забрала из его рук пустую чашку и любовно укрыла одеялом.
– Вот в кого превратился наш Масатоки… – сокрушенно прошептала она и словно помолодела на десять лет.
– Да… – со вздохом согласился Садако, вытирая руки о фартук, – если бы только этот мальчик действительно был нашим сыном… – и с грустью посмотрел на Когиму.
Он проснулся ближе к вечеру от чьих-то взглядов. Кроме старухи, которая пряталась за фусума – раздвижной перегородкой, – в черном углу, на чистой половине находились двое. Старик, который вез его на арбе, сидел на голом полу, а второй, моложе, но с заметным брюшком, в круглой черной шапочке и в хаори цвета небесной зари, в одинаковой мере похожий и на кёрая, и на даймё – смотрителя земель, пил чай с подставки.
– Я староста деревни – Канрэй Синтага, – сказал он, заметив, что Натабура открыл глаза. – А вы кто? Это ваш знак кётэ?
Он даже не решился притронуться к знаку из опасения совершить ошибку, которая могла стоить жизни. Жирный указательный палец безвольно застыл в воздухе. Кто знает, что представляет собой этот изможденный юноша с потускневшими глазами и свалявшимися волосами. Является ли он, согласно знаку кётэ, придворным господина Духа воды – Удзи-но-Оса или же попал сюда прямо из столицы. Чертоги давно породнились с Водным царством. К тому же придворные – большие чудаки, они горазды кататься по морю в легкомысленных лодчонках, которые легко переворачиваются. А может быть, это чья-то злая шутка, направленная на проверку бдительности, и кто-то метит на непрестижную, но сытую должность старосты? Сотни предположений мелькали у него в голове, пока он смотрел на чудом выжившего утопленника.
– Я Натабура из рода Юкимура дома Тайра, сейса, – приподнялся Натабура, полагая, что все этим все сказано, и надолго закашлялся.
Это была ложь. Во благо и спасение. А долгий кашель – попытка скрыть смущение. Но даже за эту ложь могли убить. «Где я? Что со мной? Надо держать язык за зубами», – решил он.
Староста, ни о чем не догадываясь, терпеливо ждал, думая, что обо всех происшествиях подобного рода следует доносить одзия – главе округа. Конечно, одзия захочет урвать себе большую часть славы, а в случае неудачи все битые горшки свалит на бедную голову старосты. Но таково положение вещей, ничего не поделаешь. А перепрыгнуть одзию – себе дороже, можно лишиться доходного места, если не живота.
– Хм… – сдержанно удивился староста. – Я не знаю такого дома. Впрочем, я не столь сведущ… – добавил он вкрадчиво, на всякий случай кисло улыбаясь.
Его темное обветренное лицо жителя побережья мало что выражало. Черные раскосые глаза в сетке морщин остались холодными и равнодушными. Сквозь редкие волосы просвечивал бугристый лоб и гребень, как у обезьяны, аккурат вдоль головы.
– Мой отец Санада – хранитель вод Столицы Вечного Спокойствия – Киото, – добавил Натабура с поспешностью, как человек, который боится выдать себя.
Не слишком высокая должность и безопасная с точки зрения приближенности к императору, но и не столь низкая, чтобы к тебе относились пренебрежительно. Фонтаны и озера, кувшинки и лилии не имели отношения к войне. Кому интересен чиновник, которому полагается всю жизнь иметь дело с армией рабочих, чертежами и мотыгами. При случае Натабура даже мог описать большой дом в Киото, который был завален свитками проектов и эскизов. Ему даже казалось, что он с детства знаком с запахами туши и краски, а слова «композиция» и «перспектива» имели для него вполне конкретное значение.
– Странно, – никак не отреагировал староста. – Простите мою глупость, может быть, вы принц? – Он еще раз почтительно взглянул на знак Удзи-но-Оса и улыбнулся, выказывая редкие, щербатые зубы под щеточкой черных усов. – Может, в Чертогах произошел переворот?
И вдруг его резанула мысль – война. А мы ничего не знаем! Ох-ох-х!!! Надо собирать ополчение!
Улыбка ничего не означала. Это был элемент дворцового этикета – лицемерный, чтобы только скрыть мысли и как следствие – подлые поступки. И в Нихон любой из многочисленных принцев значил не больше, чем крестьянин в деревне, – головная боль императора, потому что любой из принцев готов был посягнуть на престол.
– Хоп?! А… нет, – твердо сказал Натабура, – я всего лишь один из самураев Тайра, сейса.
Староста Канрэй Синтага почти угадал. С той лишь разницей, что Натабура действительно был принцем, но не Чертогов, а последним внуком императора Тайра Киёмори и экс-императора Госирокава. Это была самая большая тайна, о которой не знал никто, кроме отца Натабуры – Тайра Такакуры, и учителя Акинобу, которому Натабуру отдали на воспитание в возрасте шести лет. Для того чтобы стереть воспоминания самого раннего детства, учитель Акинобу часто рассказывал Натабуре о выдуманном отчем доме. И постепенно Натабура стал думать, что он действительно сын хранителя вод. В памяти остались лишь смутные картины большой лаковой прихожей с подставкой для мечей и странная поговорка, которую любил повторять отец: «Рука охраняет голову». Таково было одно из условий воспитания Натабуры в горном монастыре Курама-деру. Натабуре даже казалось, что он вроде бы помнил, что мать называла его другим именем, но это было как давний-давний сон, само воспоминание о котором казалось сном.