"Фантастика 2024-77". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
– Да ни о чем, – поморщился Язаки. – О чем они могут говорить?
– И все-таки?! – Кадзан едва сдержался. Язаки надумал с ним хитрить.
– О женщинах. О каких-то сражениях…
Ему хватило ума не упоминать Юку, хотя капитан Го-Данго все уши прожужжал о некой госпоже Тамуэ-сан, которая очень и очень похожа на Юку. Прямо копия. Мало ли что? – мудро решил он и подумал о Натабуре. Нет, друга предавать нельзя. Если бы не Натабура, кормил бы я рыб в стране Чу. И вообще! Язаки вспомнил их бой с морским чудищем в стране Чу. Тогда он едва не погиб. Как впрочем, и в страшной и непонятной игре сугоруку. Всю ночь он стращал ею капитана Го-Данго, но не застращал. Крепким оказался капитан. Вот была потеха, вспомнил Язаки, как мы с Натабурой и Афра бежали из деревни бессмертных
– А чего задумали-то?
– Да ничего, – поморщился Язаки. – Голова болит.
– Не надо было лезть куда не надо, – упрекнул Кадзан.
– А кто дырок в земле накопал? – огрызнулся Язаки.
– Ладно. А здоровяк? – не отставал Кадзан.
– Какой здоровяк? А… Го-Данго, – вспомнил Язаки, – разговаривал о каком-то господине Камаудзи Айдзу и о заговоре.
– О заговоре?! – оживился Кадзан.
– О заговоре будет дороже, – быстро сообразил Язаки.
Кадзан выдал еще рё.
– За один рё я говорить не буду, – кисло поморщился Язаки, но деньги спрятал. – Что такое один рё? – он брезгливо оттопырил губу и исподлобья посмотрел на Кадзана.
– Сволочь ты! – беззлобно высказался демон смерти и подумал: 'Должность у меня такая – людей изводить. А здесь меня изводят!' – Я к тебе по делу пришел!
– Гони деньги, если что-то хочешь узнать! – уперся Язаки. – И вообще, без денег больше не являйся.
Ему хотелось узнать, как там его мешок с деньгами и драгоценностями – не пропал ли? Но спросить напрямую не решался, чтобы не давать лишнего повода для издевательств. В конце концов, если кидает рё, значит, мешок цел. Не надо все рассказывать бесплатно, сообразил Язаки, иначе выйдет себе дороже.
– Чего это я без денег?! Чего? На! – Кадзан швырнул еще одну монету.
Эти самые монеты, он, как и каба-хабукадзё, доставал прямо из воздуха. Язаки позавидовал такому умению: вот бы мне так научиться!
– Заговор против какого-то субэоса, – Язаки поймал монету на лету.
– Какого субэоса?
– Камаудзи Айдзу, что ли?! – раздраженно огрызнулся Язаки. – Я не прислушивался. Чтобы разоблачить заговор, надо узнать об этом.
– Ну так узнай! – потребовал Кадзан.
– Как я узнаю? Как? На меня уже и так косятся!
– Это не мое дело. Спроси у своего друга. Если что-то стоящее, дам пять рё.
– Дай сейчас! – крикнул Язаки и проснулся.
Он был весь в репейниках, а воздухе витал запах демона смерти. Сильно хотелось пить. Фу! Язаки очумело огляделся. Спал он в каком-то чулане, рядом с вонючими козами, куда забрался после попойки. Почему я здесь? – шевельнулась мысль, – ведь мне же выделили целый дом. И ужаснулся. Обокрали! Его прошиб холодный пот. Бросился проверять тайные карманы. Слава Будде, все восемнадцать монет были на месте. Даже прибавилось пять штук. Целых пять! Нежданно-негаданно. Значит, это был не сон, понял Язаки. На один рё можно купить сто куриц или приличное стадо баранов. Руки тряслись, как всегда после похмелья, а сердце колотилось, как птица в клетке. Нет, подумал Язаки, так пить нельзя. Вначале надо разбогатеть, а потом напиваться, и не деревенской дрянью из дешевого риса, а чем-нибудь поблагороднее. От этого каба-хабукадзё никакой пользы. Язаки потрогал на груди Черный Знак Ада. Как бы извести демона, чтобы не будил по ночам? К сожалению, пока у него мои кровные деньги, ничего не получится. Надо придумать что-то такое, чтобы он сразу все отдал. А как? Ученый, сволочь, приходит только ночью. Было бы здорово выманить его днем, тогда у меня появится шанс его прижать. Так рассуждал Язаки, но ничего толкового не придумал, только еще сильнее захотелось пить. Он попробовал было подняться, и хотя во сне это у него вышло легко и естественно, в реальности он с большим трудом встал на карачки и, давя козий навоз и цепляя с коз репейники, пополз в ту сторону, откуда тянуло сквозняком. Козы от удивления шарахнулись в дальний угол. Язаки водило из стороны в сторону, но с третьей попытки он попал головой в дверь и распахнул ее. Свежий морозный воздух ударил в ноздри и сразу взбодрил его. Жадно хватая ртом воздух и опираясь о косяк, Язаки поднялся и утвердился на ногах. Зачем же я так напился? – думал он с тоской и отчаянием, выдирая из волос репейники. Не знаю. Необъяснимо. Демон попутал. Убью гада! Поймаю и убью. От таких мыслей ему стало немного легче, и он увидел.
Вдоль поля к центру деревни Охоя двигался Черный самурай. На нем тускло поблескивали богатые доспехи, очень похожие на черные до-мару, золоченые наплечники и золоченый же шлем с пятью эмблемами мон и черными рогами. Из-за оби торчал комплект тайсё в черных лакированных ножнах, а в руках он держал огромную серебряную нагинату. За плечами у него виднелся колчан, полный длинных-предлинных стрел, в налучие которого был закреплен дайкю. А на древке, прикрепленному к панцирю на спине, трепетал черный сасимоно, который издавал характерный звук – словно огромная птица хлопала крыльями. Язаки в изумлении разглядел эмблему – череп и кости. Вначале ему стало дурно. Он решил, что это явился давешний генерал хирака, чтобы забрать у него, Язаки, китайский меч, панцирь и нарукавники. Только он этот панцирь и нарукавники давным-давно выбросил, потому что тяжело было тащить, а меч отдавать не хотел, прикипел он к нему душой, нравился ему меч, хотя оружие было неудобным – большим и тяжелый. Потом, приглядевшись, понял, что всадник без лошади, и только после этого сообразил, что это никто иной, как демон смерти Кадзан, потому что ног у него не было, как и не было лошади, хотя демон скользил над землей так, словно двигался верхом.
Но он ошибся. И эта ошибка круто изменила его судьбу. Возможно, подними он крик на всю округу, события повернулись бы в другую сторону, но Язаки промолчал, и уже ничего нельзя было поделать.
– Узнаешь ли ты меня? – спросил Черный самурай, отстегивая полумаску.
Капитан Го-Данго вскочил так, словно его ткнули шилом в зад, и, ударившись головой о потолочную балку, рухнул на колени. Дом, заскрипев, покачнулся. Впрочем, капитан Го-Данго все равно бы рухнул, ибо перед ним стоял никто иной, как его господин – субэоса Камаудзи Айдзу.
– Разрешите мне сделать сэппуку, таратиси кими? – попросил капитан Го-Данго с отчаянием в голосе и опустил в голову, не в силах поднять глаза на дух своего господина.
– Что ты себе позволяешь?! – прорычал Камаудзи Айдзу. – Ты еще не выполнил долга! Хочешь облегчить свою участь?
– Я даже не смею… – промямлил капитан Го-Данго, которому не было оправдания, и кровь отлила от его лица, только шрам остался красным.
– Надеюсь, ты не забыл о долге?
– Клянусь, я сделаю все, чтобы искупить вину перед вами, таратиси кими! Можно мне сделать сэппуку?!
– Нельзя! Почему же ты так долго здесь сидишь? Прошло два года, а мои кости все еще взывают к отмщению. Ты же позволяешь себе развлекаться и жить в достатке. Разве не долг самурая отомстить врагам?!
– Клянусь всеми Богами, своими предками и жизнью, что отомщу за любимого господина!!!
– Верю! Охотно верю! – казалось, что дух господина Камаудзи Айдзу протянет руку и ободряюще похлопает капитана по плечу. Но он этого не сделал из-за презрения к смертным. По крайней мере, так расценил это капитан Го-Данго.
Хозяин дома, который спал в соседней комнате, одним глазом заглянул в дверную щель, обомлел и, как тень, метнулся к выходу. Некоторое время были слышны его крадущиеся шаги, потом все стихло, лишь ночной зимний ветер завывал в ветвях деревьев. Сейчас все разбегутся, подумал о деревенских капитан Го-Данго.
– Что я должен делать?… – дрожащим голосом спросил он и впервые взглянул на тень своего хозяина.
Страшен был дух Камаудзи Айдзу. Страшен. Шлем прикрывал голый череп. Скулы торчали, как обглоданные кости. Рот был утыкан огромными и острыми зубами. Но самым ужасными были глаза, которые источали голубой свет. Казалось, он проникает в самую душу, выворачивает ее наизнанку и не дает дышать. Вот она, смерть, подумал капитан Го-Данго, едва удерживая себя оттого, чтобы не свалиться на бок. Если я упаду, то больше не поднимусь, в отчаянии соображал он.