"Фантастика 2024-77". Компиляция. Книги 1-26
Шрифт:
В эту харчевню Абэ но Сэймэй ходил ровно три дня, на четвертый свое выходил. Недаром он считался мастером своего дела.
Прошло три дня — Натабура не возвращался. Акинобу невольно начал волноваться. Хотелось верить, что ним ничего не случилось. Без боя он не дался бы, утешал себя учитель. Шума же в столице не было? Не было! Ни погони, ни криков, ни драк. Только на севере новые хозяева устраивались поудобнее, возводя вместо Нефритового дворца аляповатую золотую крепость-пирамиду. Ее было видно ото всюду. Она мозолила глаза, как грязное пятно на стене. В любом случае, надо ждать, рассуждал Акинобу. Если что случилось, думал он, Афра наверняка бы нас нашел, ведь у него отменный нюх.
А именно в этот момент Натабура с Афра в поисках пропавших Язаки и Ваноути как раз столкнулись с арабуру.
Акинобу по одному ему понятному наитию решил выйти в город. Он и сам не понимал, почему должен посетить харчевню «Кума» [146] ,
146
Кума — медведь.
Подоткнув полы кимоно, Акинобу уселся так, чтобы видеть всю площадь, а самому оставаться в тени. Место это было не очень удобное, потому что путь к отступлению имелся всего-навсего один — через перила и открытое пространство наискосок, чтобы затеряться в развалинах квартала каменотесов. Да и посоха, к которому он привык, под рукой не было. Неуютно себя чувствовал Акинобу — как голым в бане.
Горячее, обжигающее солнце вставало из-за поникших деревьев, и хотя оно только-только заглянуло в Поднебесную, чувствовалось, что день, как всегда, выдастся знойным. Пыль и сухие листья, которые обычно взбивались сотнями ног, сиротливо лежали по обочинам, и только резко залетающий в проулки ветер закручивал их в неприкаянные вихри. Жар, иссушающий город, лился с крыш, словно пытаясь убить все живое. Должно быть, это знак того, что Боги гневаются, привычно думал Акинобу, за наше промедление. Если бы мы могли сразу — одним махом — изгнать арабуру! Он взглянул на заколоченные крест-накрест окна и двери домов, выходящие на площадь, и с трудом сдержал тяжелый вздох — город умирал, города больше не было, хотя в нем еще, как и во всей стране, кое-где теплилась жизнь.
Чай и лепешки с рисом обрадованный хозяин принес очень быстро, и Акинобу невольно наслаждаясь покоем и тишиной покинутого города, тем не менее, внимательно следил за площадью и за всеми входящими в харчевню.
Впрочем, посетителей в харчевне, кроме человека возраста Натабуры, с непривычно пронзительными глазами и выгоревшей на солнце шапкой волос, не было. Одежда всклокоченного человека была покрыта пылью и пыльцой растений, из чего Акинобу заключил, что человек пришел с окраины, в обход постов арабуру, что само по себе было странно. Кто по доброй воле явится сюда? Разве что сумасшедший? Но на кого-то же хозяин харчевни рассчитывает? На бедного путника в жаркий день.
К часу змеи [147] вдалеке промелькнули иканобори, которые неустанно патрулировали небо над городом, протарахтела тележка с фруктами, которую тащил на базар изможденный зеленщик, да прошмыгнул хакётсу [148] с мальчиком-поводырем лет десяти-двенадцати — оба в такой рваной одежде, что скорее их можно было считать раздетыми, чем одетыми. Разумеется, хакётсу не мог быть Натабурой, а мальчик — Язаки. Что же меня сюда потянуло? — ломал голову Акинобу, что? Неужели единственный человек, который делает вид, что пьет чанго [149] . Он действительно выпил три кувшина пива и заказал еще. Акинобу удивился не тому обстоятельству, что человек в пыльной одежде не бегал в отхожее место, а тому, что взгляд человека, несмотря на выпитое, оставался трезвым и острым, как шило. Может быть, этому способствовал зеленый цвет глаз, так редко встречающийся среди жителей Нихон. Акинобу знал, что способность не пьянеть присуща немногим людям. Вначале он не придавал этому значения — мало ли молодых бродяг с зелеными глазами умеют пить, не пьянея. Но примерно к середине часа змеи это обстоятельство его все же встревожило, а потом основательно насторожило. Человек явно чего-то ждал, точно так же, как и сам он — Акинобу, но не зеленщика и не хакётсу. Это ясно. Он не уходил, не волновался, а просто ждал какого-то знака или сигнала. Надо было встать и уйти, понял Акинобу, ибо риск становился слишком велик.
147
Час змеи — с 9 до 11 часов.
148
Хакётсу — прокаженный.
149
Чанго — пиво.
В этот момент хозяин харчевни с кротким и извиняющимися выражением на лице принес Акинобу кувшин с пивом.
— От того господина… — одними губами прошептан он, явно в равной степени побаиваясь и незнакомца, и Акинобу.
Акинобу велел подать еще одну пивную чашку и жестом пригласил незнакомца к своему столу. Его расчет заключался в том, что тому придется сесть лицом к свету и спиной к входу. Если он это сделает, не моргнув глазом, подумал Акинобу, значит, он шпион арабуру, ибо только не боящийся власти человек может позволить себе такое — тогда я его убью. В запасе у Акинобу было сто двадцать пять способов умерщвления человека голыми руками.
Два года, проведенные в глуши, не прошли для Акинобу бесследно — он не знал обстановки в столице Мира, не знал, кто кому служит и удалось ли арабуру сделать из таких людей, как ниндзюцу, — цукасано гэ. Школ ниндзюцу насчитывалось великое множество, и не все они были известны. Некоторые школы так маскировались, что скорее их можно было принять за лавку старьевщика, чем за грозную организацию. Были и такие, не крупнее семьи, которые брались только за мелкие и простые заказы. В былые времена в столице их насчитывалось не менее сотни. По роду деятельности в Совете Сого [150] Акинобу знал почти всех ее представителей, ибо все они вначале испрашивали разрешения у духовной власти. Это была чистая формальность, но, тем не менее, никто не хотел ссориться с Богами, предпочитая полюбовные соглашения.
150
Совет Сого — Совет высших монахов Буддийского главного управления по делам монахов.
Абэ но Сэймэй сел напротив, поднял чашку с пивом и сказал, следующую фразу, которая больше была похожа на пароль:
— Бог хитер, но он не злоумышленник.
— Он наивен, как ребенок, — сдержано кивнул Акинобу, почему-то радуясь за Будду. — Обмануть его пара пустяков.
— К тому же он девственник! — живо хихикнул Абэ но Сэймэй, вытирая редкую щетину на подбородке.
Его задор развеселил Акинобу. Он подумал, что легко обхитрит незнакомца.
— Не исключено, — согласился он, не боясь обидеть Будду, ибо Будду обидеть было невозможно. Общение с ним вообще полная бессмыслица. Сколько Акинобу ни пытался постичь его в разных ипостасях, добраться до сути было невозможно. Бог был многолик и ускользал, как уклейка из рук. Однако есть ложь, которую принято говорить, чтобы быть понятым. Если это не пароль для избранных, то пусть в меня плюнет прокаженный. Да и вообще, пара фраз, которыми он перебросился с незнакомцем, была из всевластных шастр [151] Будды, поэтому они вдвоем не богохульствовали, как показалось бы неподготовленному человеку, а говорили на понятном друг другу языке. Оба они знали, что такое сатори. Оба знали, что Бог идентичен к духу в дзэне, однако он в такой же степени блажен в нирване дзёдо, и проявлялся во всех ипостасях жизни. Незнакомец был просвещенным человеком. В любом случае, он меня проверил, решил Акинобу. Дзэн — это облако, кочующее в небе. А дзёдо — жизнь человека в раю или в вечных войнах. Кто знает истину? Никто! Так думал учитель Акинобу и, разумеется, ошибался.
151
Шастра — философский трактат (санскрит).
— Я тебя жду уже три дня.
— Я пришел, — ответил Акинобу, — что ты хотел?
— Выпить с тобой пива.
— Признайся, странное место ты выбрал, — заметил Акинобу.
Человек с зелеными глазами обиделся и на целую кокой уставился в пол, словно говоря: «Я к тебе со всей душой, а ты!..» Его широкие, массивные плечи напряглись. Их силу не могло скрыть ни объемное кимоно из легкой ткани, ни умение держаться незаметно. Хорошо обучен, понял Акинобу, обучен ходить бочком и проскальзывать в любую щель. Только кажется что он ищет на полу ответ. Но когда Абэ но Сэймэй поднял глаза, чтобы сверкнуть энергичной улыбкой из-под редких усиков, Акинобу уже знал, о чем он скажет, и знал, что незнакомец начнет с укора.
Однако Акинобу просчитался: Абэ но Сэймэй не обиделся, а погрузился в шуньяту [152] , в которой пытался уловить, зачем он сюда пришел. Как и Акинобу, он не понимал этого. Это лежало поверх судьбы, а судьба, как известно, не просчитывается. Явно — не для того, чтобы познакомиться с этим странным бывалым человеком, решил он, холодея от мрачных предчувствий, — вдруг я ошибся, поддавшись порыву, и Старцы ошиблись. Тем не менее, читтаматра [153] подсказывала ему, что он на правильном пути.
152
Шуньянта — пустота.
153
Читтаматра — духовная сущность человека.