Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть 1
Шрифт:
— Раз так, тогда почему же они не расскажут, где искать?
— Вижу, что вы обладаете склонностями искать на свою задницу приключений, — ответил на этот вопрос Бургомистр. — А вот что вы скажете на то, если я прикажу расстрелять вашего коллегу? — обратился он ко мне с риторическим вопросом. — Меня раздражает тон его высказываний.
— Вы лицо, управляющее этим городом. Вы можете приказать убить нас сейчас или сразу же после нашей беседы. Можете приказать нас пытать. А вся штука в том, что вчера мы должны были передать рапорт, но не передали. Для людей из нашей части это уже причина для тревоги. В любую минуту тут может появиться следующая разведывательная группа; если же вы и ее нейтрализуете, максимум через три дня в город войдут танки и сотни вооруженных до зубов солдат.
Пан Ян усмехнулся, такая картина его явно рассмешила. Я не понимал, почему, но он сам объяснил:
— Во Вроцлаве живет около трех тысяч мужчин. У каждого имеется оружие, и это море развалин они знают, как свои пять пальцев. Танки в городе — как дети в тумане, чеченская кампания и усмирение Багдада прекрасно показали это. Только это еще не все. Неужели вы думаете, что ваши вооруженные до зубов парни станут стрелять в женщин и детей, находящихся в последней стадии лучевой болезни? У нас такие еще остались. И каждая из таких женщин с огромной радостью отдаст жизнь, которой, фактически, и так у нее нет, если сможет хотя бы ранить Проклятого. С этой вашей армией у вас нет ни малейшего шанса. Это мы хозяева этой выжженной земли — не вы. Вы даже не имеете права вылезти из той норы, в которую закопались два года назад, осудив нас на медленную смерть от радиации и голода.
— Если вы считаете, что мы имел хоть что-то общее с разжиганием войны, то вы сильно ошибаетесь. — Павел воспользовался моментом, когда у Бургомистра пересохло в горле, чтобы представить и наши аргументы. — Мы были резервистами, которых мобилизовали буквально за пару часов до нападения. О том, что происходит, мы узнали только по дороге в части. Мы даже не поддерживали дебильную идею забрать Львов назад в лоно матери Польши. Вот только никто не спрашивал, нравится нам это или нет.
— Господа, господа, — не переставал смеяться пан Ян. — Я прекрасно понимаю, что перед лицом скорой смерти вы будете строить из себя невинных овечек, но здесь все знают, кто и почему оказался в Бастионе: предупрежденные властями высшие чиновники, их семьи, люди, несущие совместную ответственность за планы уничтожения этой страны. Типы, лишенные элементарных принципов, рискнувшие вступить в открытый конфликт с ядерной державой, лишь бы только отвернуть внимание народа от своих выкрутасов. Среди вас нет ни одного, кто попал бы туда случайно. Потому-то выжившие и назвали вас Проклятыми. Многие умерли до настоящего момента, стоя на посту и высматривая Посланников, как и было предсказано. И вот вы пришли, и отпираетесь точно так же, как было предсказано.
— Нем было предсказано?
— Разве так важно, кем? Один умный человек предсказал. Просто умный человек.
— Но ведь вы, пан Ян, знаете, что это неправда, — сказал я.
— Я верю в то, что это правда, — отрезал тот, — потому что это правда. А теперь прощаюсь. Даю вам время до вечера. Либо вы скажете, где находятся входы в Бастион, либо я прикажу вас убить, но медленно. Настолько медленно, что пожалеете, что матери родили вас, и вы еще проклянете их за это.
На сей раз нас повели не в камеру, а на первый этаж ратуши — в большой зал с огромными окнами. Здесь мы обнаружили лавку и две миски с баландой, которую здесь называли едой. Лично я не мог проглотить ни единой ложки; «еда» воняла словно… одной мысли об этом «чем-то» хватало, чтобы тянуло на рвоту. Но Павел свою порцию съел. Это лишь укрепило меня в мысли, что у ребят из разведки поехала крыша. Пока я тупо вглядывался в миску, мой товарищ обошел все помещение. Потом он выглянул в окно, но на площади все так же находилась толпа обитателей Вроцлава. Наконец он уселся рядом со мной и шепнул:
— Помнишь, я говорил тебе, что этот пан Ян — должно быть, какая-то правительственная шишка?
— Говорил, — ответил я ему тоже шепотом.
— А вот теперь послушай еще. Как он назвал то место, откуда мы прибыли?
— Бастион. — Следует признать, ему удалось посеять во мне зерно сомнения. — Он сказал, что мы прибыли из Бастиона.
— Именно. А знаешь ли ты, что даже само это название — совершенно секретный криптоним?
— И что с того?
— А то, что работая в штабе генерала Валдоха, я почитал корреспонденцию, касающуюся всего проекта. Название «Бастион» появилось всего за неделю до начала войны, вместе с планами нападения на Украину. О нем знало не более десятка человек, причем, все с самой верхушки. Офицеры узнали его только лишь во время мобилизации. Если нашему Катигорошку известно про Бастион, выходит, он держался близко к кормушке. Очень близко…
— Тогда, почему он не сидит в каком-нибудь бункере с другими парнокопытными?
— Этого я не знаю, сам же он об этом не скажет. Даже если мы прямо спросим.
— Факт. Вот только на кой ляд ему нужна информация про Бастион, раз у него был к ней доступ еще до войны?
— Здесь уже уверенности нет. Он мог знать о самом проекте, но не про его подробности.
— Тогда, почему он кормит людей бреднями о Проклятых?
— Но это же очевидно! Здесь он свил себе гнездышко, правит всем городом, люди его обожают, отдают за него жизни — разве это не мечта каждого политика? Когда же мы вернемся, что из всего этого останется? Валдох со всем своим генералитетом тут же пожелает узнать, кто он такой. Потом они направятся к Радзимину, все уроды из правительства вернутся на свои посты. Но, раз пан Ян не попал в бункер, значит, вакантного поста для него и не хватает. И все мечты о власти лопнут словно мыльный пузырь.
— Правильно, в этом есть смысл, но даже если бы мы и сообщили, где находятся входы в Бастион, что мог бы он сделать? Идея боев в городе должна быть ему ближе, чем попытка вторжения в крепость врага, где роли переменятся.
— Не до конца. А может он желает убрать только лишь офицеров, чтобы захватить контроль над армией? Ведь у этого сукина сына может иметься долбаное биологическое оружие, которое он распылит в вентиляционной системе Бастиона. Насколько мне известно, у нас имелись какие-то количества боевых газов, причем, на территории Нижней Силезии. Имея доступ в архивы штаба округа, а за эти два года они могли спокойно вытащить любую находящуюся в сейфах бумажку, он мог узнать по этой теме абсолютно все.
— Нет, не так уж это просто, Павел. Да, ты был классным разведчиком, но, похоже, делаешь поспешные выводы.
— А у тебя имеется лучшая теория?
— Нет, — честно признался я, — но и твоя основывается исключительно на предположениях.
— Не только. Похоже, я знаю, с кем мы имеем дело. — Павел уселся и начал массировать подбородок. — Только что до меня дошло. Из этого десятка человек, знающих про Бастион с самого начала, Яном звали лишь одного. Советника премьера по военным вопросам, Собещука. Точно, это он! Тот самый сукин сын, который придумал план нападения на Украину. Я видел этого перца на фотографиях в делах Валдоха, но там он был с короткими волосами и в очечках. На свой пост этот вонючий пидор по рекомендации какого-то родича премьера, и доступа ко всем бумагам у него еще не было. Потому-то он и не знал, где Бастион находится. Военные сохранили эту информацию для себя.
— Но если это он, тогда почему не сидит в Радзимине, а облучается с остальными?
— Хороший вопрос, Ватсон, — заметил Павел и задумался. Я же заметил, что во время нашей беседы слопал чуть ли не всю миску баланды. И мне сделалось нехорошо.
В этом зале нас продержали чуть ли не до сумерек. В течение этого времени мы почти что не разговаривали. Поначалу Павел анализировал нашу ситуацию, время от времени подкидывая новые идеи. Потом он заснул, беспокойно ворочаясь и бормоча что-то под нос. Я же в это время сидел у окна и глядел на город. С такой высоты видеть было мало чего: старые дома, окружающие рынок, не позволяли пробиться взглядом к дальним частям Старого Города, но даже то, что я видел, радовало глаз. Я вспоминал мгновения прошлой жизни: вечеринку в кафе напротив после окончания школы, когда один из наших дружков, Метек, смылся, забрав с собой все деньги, собранные на подарок учителям, и как раз в этом месте мы его и накрыли; моменты, когда с цветами ждал девушку, чтобы потом сесть под памятником Фредро [23] — сейчас это была расплавленная глыба металла, в которой с трудом можно было распознать человеческую фигуру; встречи в студенческом клубе, рядом, на Шевской, где когда-то, сто лет назад, собиралась вся наша гоп-компания. Подобных воспоминаний у меня было много, а места, к ним приписанные, исчезли, сметенные вихрем атомного взрыва, оставшись только лишь в моей памяти.
23
Александр Фредро — польский поэт и драматург. Наиболее известна его пьеса «Дамы и гусары», когда-то ее ставили и в Днепропетровске — MW
Солнце начало скатываться за сорванные крыши домов, когда дверь открылась, и в зал вошло несколько приближенных людей Бургомистра. Не говоря ни слова, они указали нам на дверь и провели уже известным нам путем в подвал.
На сей раз здесь было гораздо темнее — отсутствия солнечного света даже из небольших окошек, ничто не могло возместить. Даже дополнительные факелы. Входя в длинный зал, я заметил, что здесь собралось много людей, скорее всего — доверенных лиц Бургомистра, которые должны были стать свидетелями его окончательного триумфа над Проклятыми. Я глянул на Павла и увидал на губах приятеля странную усмешку. Точно такую же я видал и тогда, когда, в присутствии Савицкого, вместо того, чтобы попасть под суд, Павел пошел на повышение. Не было никаких сомнений, что у капитана Завадского имелась идея, которая должна была помешать всем планам Собещука. Интересным оставалось то, удастся ли ему эту идею реализовать до того, как нас убьют.