Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть 1
Шрифт:
— Ты забыл, пан, что он и сам из этих сторон. Было у него здесь трое братьев, а теперь остался сам как перст, а все по вине франчи.
— Продолжай.
— Хотел бы я… Чтобы ты, пан, под моим обличьем… сделал… — заикаясь, продолжил парень. — Я ж самый младший, еще двое братьев, двор у нас небогатый… Так вот, если б это я… Ну, как бы, именно я Пирруга прибил, то любая девушка за меня пойдет, еще и приданое богатое возьму… И не пришлось бы с братьями судиться. Опять же, и девушка имеется… — мечтательно прибавил он. — Она сама за меня, но сама ж и сказала, что пока тут вонь и смерть от дерьма, то и не смею ее руки у каштеляна просить.
— Каштеля-а-на?…
Ялмус энергично закивал головой.
Глаза Хонделыка, голубые, как заметил гость, входя в комнату, потемнели и стали похожими на темное, грозовое небо. Точно такие же страшные, обещающие опасные приключения. Они довольно долго копались в душе Ялмуса, затем на мгновение переместились на Кадрона. Слуга понял немое приказание и вышел из комнаты.
— Поначалу, пан, подпишешь один документик, — медленно сказал Хонделык. — Это обязательное условие. Первое, правда, но если исполнено не будет, то и разговаривать будем только про пиво. Ты уж извини меня за подозрительность, только нет у меня желания кончать жизнь на костре по причине чьей-нибудь скупости или неблагодарной глупости… Так вот, подпишешь признание в изнасиловании сиротки, двух кражах и богохульстве…
Ялмус даже с кресла вскочил.
— Я?
— Ты, пан. Ежели тебе когда-нибудь взбредет в голову обвинить меня в колдовстве, я воспользуюсь этим документом. Это моя броня.
Глаза юноши блеснули.
— А я? Я ведь тоже должен гарантии иметь.
— Мое слово!
Ялмусу было трудно решиться. Тут вошел Кадрон. И он, и Хонделык прекрасно понимали, что хочет сказать Ялмус: «Моего слова не достаточно, а твоего, выходит, так?», но он не отваживается. Хонделык помог парню:
— Все таки, меня же рекомендовал Зельман.
Гость громко засопел.
— Ладно. А что с ценой?
— Я же говорил: пятьсот.
— Так… Только я думал… Что под личиной… оно дороже?
— Я сообщил тебе окончательную цену.
Слуга вручил юноше лист пергамента, на столе же поставил глиняную чернильницу, положил перо.
Ялмус прочитал документ, побагровел, поднял глаза на Хонделыка, но, встретив жесткий взгляд, хмыкнул, взял перо, сунул его в чернильницу и расписался.
Кадрон тут же забрал документ. Хонделык усмехнулся.
— Еще одно. Деньги отдаешь сейчас же. Если мне придется выступать от твоего имени, тебе нужно остаться здесь. Ведь не может быть так, чтобы ты и с Пирругом дрался, и в то же самое время романсы каштелянке напевал. Отсюда выйдешь только тогда, когда я вернусь… Поэтому за деньгами пойдешь сейчас же.
— Они у меня внизу, с конем. — Ялмус робко улыбнулся. — Если пан погибнет, то меня сожгут, правда? Потому как я и тут, и там буду…
— Нет, если я погибну, там останется мое тело. А свидетелей всегда сможешь дураками назвать.
— Ну да. — Ялмус направился к двери.
— Погоди. Слуге скажи, что остаешься в корчме на несколько дней. А он пускай лучше уезжает.
— Правильно, а то могли бы и беспокоиться, — признал его правоту юноша.
И он вышел.
Кадрон свернул пергамент, подошел к стоящему в углу сундучку и без особого почтения сунул документ в средину.
— Что, не веришь в его силу, — сказал Хонделык. Он протянул ноги в сырых сапогах к огню, от них тут же начали исходить облачка пара. — Только ведь до сих пор никто слова никто нарушить не пытался?
— До сих пор и ты сам всегда свои обязательства выполнял…
— Один раз не получилось!
— Но ведь ты себя храбро вел, свидетели на то имелись. В мужестве никто отказать не смеет. Опять же, половину оплаты ты вернул, — рассмеялся Кадрон.
Хонделык кивнул головой, щелчком извлек из жбана глухой звук и вздохнул.
— Оно бы и выпить уже можно. — Он поглядел на Кадрона, старик без слова подошел к стоявшим у стены трем сундукам и открыл самый большой, вынул оттуда большое зеркало, после чего, сбросив на пол висящий на крючке пучок пахучего зелья, повесил. Хонделык присмотрелся к отражению. — Даже слишком много и менять не придется, — буркнул он себе под нос.
— Лично я, так и вообще бы ничего менять не стал, — заявил Кадрон. — Если бы ты убил Пирруга от своего имени, то получил бы от каштеляна намного больше и…
— Вот именно. Разве мало я уже пробовал, — ответил Хонделык с горечью. Он отвернулся от зеркала, скрежетнул зубами. — Под своим лицом, во-первых, боюсь, а во-вторых, не выходит. А как под маской — пожалуйста! И отважный, и предприимчивый, и искусный…
— Но ведь несколько раз же выступал, — без особой уверенности подсказал слуга.
— И что с того? Делишки мелкие, славы никакой, да и чуть дуба не врезал. Не-ет… Видать, судьбина моя такая — ксамелеон. Так что, остается лишь согласиться, и баста.
Он широко открыл рот, пошевелил губами, чтобы приоткрыть зубы, затем — петля щелкнула — и нижняя челюсть чуть ли не достала груди. Он схватил пальцами за ухо, потянул его вниз, прижал, чуточку свернул. Затем стал мастерить с бровями — поднял их наверх, натянул, отпустил. На лестнице раздались быстрые шаги. Хонделык глянул на отражение дверей, но от зеркала не отошел.
Вошел запыхавшийся Ялмус. Левую руку он прижимал к животу, пряча что-то под полой кафтана. Он запер двери и прижал их задом.
— Вот деньги, — сказал он, протянув четыре кошелька и зыркнув на отражение Хонделыка в зеркале. — По сто двадцать пять в каждом. — Вообще-то он хотел сказать что-то другое, какое-то время непонимающе приглядывался, а потом не выдержал: — Но ведь у тебя, пан, другие глаза были, голубые… А сейчас…
Хонделык безразлично кивнул. Кадрон подошел и забрал кошели, одновременно приглашая гостя к столу. Затем вернулся к сундукаам и вынул оттуда отменно сложенную одежду.