Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть 1
Шрифт:
— Все правильно, это работа для одного, — подвел итоги Хонделык.
Он проехал еще немного, до следующего холма, у четвертого дерева спрыгнул на землю, потом привязал лошадей, но узлы затянул так, чтобы те после сильного рывка отпустили. Затем он послабил упряжь жеребца и развьючил кобылу. Из кучи вещей рыцарь выбрал два мотка веревки, три упакованные сети, странный топор — легкий, но на очень длинном топорище, и такой же легкий, чуть ли не парадный меч, эфес которого был выкован из необычного, в полоску, металла. Рапиру он снял с пояса, а повесил этот странный меч. Какое-то время Хонделык стоял неподвижно, будто погрузившись в молитву, но в это же время его глаза, темные, словно старый янтарь из Бохледо, бегали от лежащих на земле вьюков к отложенной кучке, проверяя, на самом ли деле все приготовлено. Потом он начал посвистывать.
— Свистать — ветер призывать, — сказал Хонделык. — А он ой как бы пригодился сегодня для этой вонючей работы.
Хонделык вынул из вьюка шарф, обвязал им лицо, а к левому предплечью привязал небольшой флакончик из выдолбленного рога. Потом закинул на левое плечо оба мотка веревок, сверху наложил сети, прикрыл все это топором, рапиру сунул под мышку и, небрежно схватив самострел и колчан, окинул взглядом лошадей. Жеребец стоял не двигаясь, внимательно приглядываясь к хозяину, кобыла переступала с ноги на ногу, но никто из них не издавал ни звука.
Широким шагом, крепко вонзая каблуки в дерн, Хонделык направился вниз по склону. Чем ближе было дно котловины, тем более сокращал он шаги и все чаще приостанавливался. Очутившись среди деревьев, он пошел совсем медленно, отодвинул заслону с лица, кривясь, понюхал воздух, даже сложил губы, как бы собираясь сплюнуть, но удержался и вновь закрыл шарфом рот и нос. После этого он переложил колчан на спину, натянул самострел и, наложив стрелу, двинулся вперед еще осторожнее, чем до этого. Рыцарь шел практически неслышно, обходя кучи засохших листьев и отводя ветви; впрочем, вскоре деревья начали редеть, кусты вообще исчезли; на земле лежали уже не просто вялые листья, а чуть ли не болотистое бурое месиво. Вонь чудища, разлагающихся листьев и гниющего мяса висела в воздухе тяжело и плотно, будто сырая, заскорузлая ткань. Хонделык остановился, отвинтил крышечку флакона и окропил свой шарф. Аромат, резкий и прохладный, словно только что выкованный и закаленный в ключевой воде клинок, подавил вонь, но рыцарь знал, что это ненадолго. Через пару десятков шагов началось угорье, сразу обгоревшие деревья, без ветвей, стволы слегка почерневшие; потом деревья, обгоревшие наполовину, после чего — одни только древесные культи. Был виден противоположный край леса и высящегося там холма с обглоданным склоном, где Пирруг закусывал известняком. Справа, шагах в пятидесяти, высился небольшой холм, совершенно лысый, с щербиной пещеры у самого основания. Оттуда били столбы серого, с желтыми разводами пара, а время от времени вместо мутных облаков появлялось обычное в жаркий день волнение воздуха, будто над костром или песчаной разогретой дюной. Хонделык наклонился и, не теряя с глаз и боков, начал прокрадываться к этому кургану. Обойдя его с тыла, он быстро, но совершенно беззвучно положил на землю самострел, топор и рапиру, старательно уложил все три сети, а рядом — мотки веревок. Медленно, чтобы сталь не зазвенела, он вынул меч из ножен и вонзил его в землю. Под ногами что-то забулькало, Хонделык почувствовал сотрясение почвы, он застыл с протянутой к мечу рукой, но тут бульканье прекратилось, зато раздался громкий пердеж, а после него — шипение у основания холма. Хонделык затрясся, он быстро сорвал флакончик с руки и вылил все его содержимое на шарф. После этого он отбросил сосуд, схватил валявшуюся под ногами тяжелую, прогнившую колоду, мгновение постоял неподвижно, затем размахнулся и метнул ее по направлению к норе. Попал он в самую точку, грязь и дерьмо полетели в стороны. Хонделык поднял и вторую колоду, после чего бросил ее в ту же сторону. Затем он мгновенно оттер руки о штаны и схватил сеть. Оставалось только ждать.
В норе забулькало, как будто закипел громадный котел с густым варевом, повалили клубы грязного пара, и из дыры появилась голова Пирруга. С боку и сзади была видна лишь узкая, выкривленная вниз щель морды с обвисающими брыжами и три толстых, коротких рога, защищавших ушную дыру. Пирруг выплюнул струю пара, что сопровождалось высоким свистом, а под самый конец из морды даже протянулись длинные языки пламени. Чудище высунулось еще на шаг, неуклюже помахивая башкой на длинной, покрытой чешуей шее. Хонделык уже отвел руку с сетью, но Пирруг задержался, откинул голову и еще раз харкнул струей пара, на сей раз более могучей. Языки пламени теперь тоже были длиннее и обильнее. Хонделык даже присел. Пирруг икнул и начал вылезать из берлоги. Когда показалась задняя пара ног, и было похоже, что чудовище сейчас начнет разглядываться по сторонам, а не только тупо пялиться перед собой в чисто поле, Хонделык метнул сеть. Та развернулась веером, грузики на концах стали падать первыми, и тщательно нацеленная сеть окутала Пирруга. Гадина дернула крыльями, но не слишком сильно, сделала еще один шаг, в это время Хонделык бросил вторую сеть, точно так же метко, и теперь схватил моток веревки. Он раскрутил петлей над головою и бросил, но поспешил — веревка пролетела над застывшей тушей. Тогда рыцарь дернул ее назад, но оставил, не сматывая. Вторая петля удачно захватила голову, и Хонделык затянул сетчатый мешок.
Пирруг почувствовал, что происходит что-то не то, и стал нервно крутить башкой, втягивая воздух в булькающую гортань. Совершенно не целясь, Хонделык выпустил первую стрелу. Та отскочила от ороговевшей шкуры на морде. Вторая стрела угодила прямо в пасть. Франча — разозлившаяся, но и удивленная — издала краткий рев. Хонделык наложил следующую стрелу, снова попал в морду. Пирруг уже забыл, что хотел плюнуть огнем, и уже начал медленно разворачиваться, а рыцарь все осыпал его стрелами. Большинство из них отразилась от панциря, но, поворачиваясь, Пирруг наступил на конец сети и, страшно рыча, свалился, открывая пузо. Рыцарь тут же вынул из колчана три стрелы со светлыми древками, снял с наконечников кожаные мешочки и, тщательно прицелившись, послал первую прямо в живот чудища. Но попал он в лапу, и стрела, отразившись рикошетом, полетела в поле. Вторая же утонула в пузе, третья рядом. Хонделык издал боевой клич, облегченно вздохнул, потянул лежавшую рядом первую веревку, быстренько намотал ее на предплечье, поправил и снова метнул петлю. Он целился в ногу дракона, которая все время дергалась и рвала сеть, но не попал. Тогда он подтянул веревку к себе, желая повторить бросок, только к этому времени чудище уже освободило одну заднюю лапу, а огнем пережгло сеть, мешающую двигать головой. Еще немного, и дракон мог освободиться. Хонделык удачно набросил последнюю оставшуюся у него сеть, схватил топор и, пригибаясь так, чтобы пузо Пирруга заслоняло его от взгляда хозяина, подбежал к мечущемуся дракону, сильно замахнулся и рубанул по суставу задней ноги. Могучее рычание завибрировало в воздухе, бесцельно мечущийся хвост чудовища свистнул и ударил Хонделыка в бедро. Рыцарь взлетел в воздух словно хлопнутая мухобойкой муха, перевернулся в воздухе и тяжело грохнул о землю. Несколько мгновений он даже не мог шевельнуться.
Пирруг заметил лежащее тело и радостно захрипел. Из-под хвоста с пердящим бульканием вылетела желто-сине-буро-черная струя испражнений. Чудище отряхнулось, вытянуло морду из дыры в сети, но без толку дергающаяся задняя нога вызывала то, что сеть тянула за собой башку. Только лишь потому струя кипящего пара попала не в Хонделыка, а пролетела высоко над землей. Рыцарь почувствовал резкий аммиачный запах, рванулся, перекатился по земле, глянул через плечо, схватился на ноги и, пригибаясь, помчался за оставленным оружием. Голова чудища поворачивалась, высматривая врага, но беспорядочные движения ноги вызывали то, что могучие заряды пара, газа и огня цели не достигали. Хонделык возвратился к вонзенному в землю мечу, там он подхватил еще и Ялмусову рапиру, и вот, вооружившись, он помчался вокруг кургана, но уже в другую сторону. Ноги скользили в дурно пахнущей грязи, воздух с тяжким свистом вырывался из легких. Захлюпанный шарф, казалось, совершенно не пропускал воздуха, поэтому Хонделык сорвал его с лица и чуть не подавился тяжким смрадом, выжимающим слезы из глаз и заставлявшим горло гореть. Храбрец почувствовал, что дыхание практически срывается, что оно все сильнее становится болезненным, но он уже почти добегал до валявшегося на земле Пирруга — мечущегося, размахивающего передней лапой и изо всех сил ревущего от боли и ярости. Задняя лапа, надрубленная топором, которую дракон бессознательно использовал для того, чтобы разорвать сетку, торчала свежей культей с обломанной синей костью, ошметьями мышц и сухожилий. Хонделык тщательно нацелился и воткнул рапиру между спинными пластинами, при случае пришпилив и левое крыло. Он оставил оружие в теле чудовища и передвинулся поближе к голове, осторожненько поглядывая на бьющийся на другой стороне тела хвост. Пирруг совершенно не отреагировал на рапиру, воткнутую под стекловидный панцирь, но вот когда Хонделык приблизился к шее, намереваясь рубануть мечом, голова дракона метнулась вниз. Хонделык ударил слабо, и приушные рога боднули его в живот. Рыцарь упал на спину, оставив меч торчать в ране. Пирруг мотнул головой и вновь достал головой уже поднимавшегося Хонделыка. Снова летя в дерьмо, рыцарь услыхал чудовищный треск и рев, от которого пошла рябь по жидкой грязи, грохнуло упавшее в лесу дерево, после чего мягкий занавес упал на уши. Хонделык дернулся назад, лишь бы только успеть отползти от башки чудища, он даже поднялся на колени, вновь грохнул в грязь, снова рванулся — и ему удалось-таки подняться. Только после этого он повернулся к Пирругу. Мутнеющие зеницы с ненавистью пялились на него, культя лапы чертила круги на фоне неба, но из перерубленной шеи, до конца разодранной бессмысленными движениями дракона толчками вырывалась бурая жидкость, исходя паром в утренней прохладе. В тяжелом, ядовитом воздухе появился новый запах. Хонделык с трудом отступил на пару десятков шагов. Он содрал с себя вонючий кафтан, обернулся в другую сторону и вытер лицо. А потом его вывернуло.
— Так… что тут еще… — прохрипел он. Коснулся груди, которая приняла удар головы чудовища, и застонал. Резкая боль прошила и разбитое бедро. В груди кололо и жгло. — Меч… забрать. Самострел можно оставить, рапира… обязательно. Так… веревки надо бы забрать, и еще сети… А, черт с ними, пускай Ялмус отдувается, что случайно набросил…
С наибольшей охотой рыцарь и не возвращался бы к франче, но знал, что придется. Он дождался, пока у гадины полностью не помутнеют роговицы, спотыкаясь, побрел вокруг туши, нашел свой топор, одним ударом обломал эфес рапиры, оставляя клинок в теле. Затем обошел еще разок, остановился возле головы и изо всех сил рубанул по надглазным роговым выростам. Они были цветастыми, буквально радужными, даже странными в такой отвратительной гадине, как будто драконий бог смилостивился в последний момент и одним небрежным мазком украсил свое уродливое творение. Хонделык забрал обе и, уже не оборачиваясь, побрел к лошадям. Перед тем, как карабкаться на склон, он вымыл руки и лицо в ручье, вода в котором через несколько недель снова будет чистой. Рыцарь сознательно не стал переодеваться, из-за чего были сложности с лошадьми, но, когда он появился в доме, в котором провел предыдущую ночь, он знал, что известие об убийстве Пирруга облетит округу молнией. А этого как раз было и надо. Он выкупался в бочке почти что кипящей воды, заставив сменить ее трижды. В последнюю смену он влил бутыль вытяжки из пахучей травы и бадью хозяйского винного уксуса. Но даже и так, когда закончил, ему казалось, что за ним, куда бы он не отправился, волочится смрадный шлейф. Только ему было на все наплевать. Хонделык завалился спать на хозяйские перины, оставив им праздновать и вопить радостные песни, последующие пьяной блевотиной.
— Возможно, что оно не слишком-то и приятно, — сообщил он, уже под собственной личиной, онемевшему от удивления Ялмусу, — но тебе придется, если уж и не надевать, то, по крайней мере, забрать из конюшни со своей одеждой; и хорошенько заплати хозяину, потому что вонь и вправду страшная. Конюшню придется окуривать не раз, и не два. Дальше… Тут вот рукоять рапиры. Что же касается Пирруга, то я уже говорил: веревки, сети, самострел, меч — все помнишь? — Ялмус кивнул. — Вот тебе одна надглазная плитка, вторую я заберу себе на память, можешь сказать, что вторая упала в грязь. По случаю поисков, людишки поле перекопают, тоже дело нужное. — Кривясь, Хонделык поднял к лицу кружку, подозрительно принюхался. — До сих пор еще отдает той дрянью. — Он сделал глоток. — Ага, еще одно дельце, для тебя, пан, не очень-то и приятное.
— У меня тоже имеется одно дело, — промямлил Ялмус. — Вот только все в голове крутится. Еще вчера, видя вас, я будто бы в зеркало гляделся…
Хонделык подмигнул Кадрону.
— Это уже не важно. А что касается дел, то вначале о моем. Ложись-ка, пан, на стол. Ведь не можешь ты цел-здоров, без хотя бы синяка, в замке показаться. Тебе нужны боевые шрамы, — заявил рыцарь без малейшей насмешки.
Ялмус отставил кубок и рванул сорочку. За окном раздался вопль множества глоток.
— Это в твою честь, — сказал Хонделык. — Скажешь им, что это мой слуга тебя перевязывал, только тянуть уже никак нельзя. Сорочку можешь и не снимать…
Ялмус лег на живот и в ожидании боли стиснул кулаки. Хонделык несколько раз, не обращая внимания на шипение юноши, прошелся по его спине плоской стороной меча. Затем, не довольный эффектом, дернул сорочку и сделал изрядную царапину. Прихлопнул тканью сорочки, на белом сразу же расплылись капельки крови.
— Ничего… Ага, вот еще что… — он указал на Кадрона, стоявшего у стенки со свечой в руке. — Все видели, что у тебя подшмалило волосы, — он повернул голову Ялмуса и почти полностью сжег хвостик-кисточку, подвязанную кожаным ремешком. После этого он отдал свечу Кадрону, а когда молодой человек повернулся, рыцарь заехал ему кулаком в лицо. Ялмус мешком свалился на пол. — Мог бы и сам это сделать, — с недовольством буркнул Хонделык слуге.