Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть 1
Шрифт:
— Тот самый, после которого тебе должно было достаться наследство?
— Именно тот самый, курва! — Червяк выполнил небрежный жест рукой над коробкой. — Вот и получил….
И вот тут мне все сразу же стало ясно. Червяк получил от родственников сообщение о наследстве, в связи с чем, возбужденный, отпросился с занятий — для этой цели особо ничего не нужно было и выдумывать; после чего отправился как можно скорее пересчитать полагающееся ему бабло. А вместо конверта с наличными получил коробку от ботинок, наполненную писаниной покойного старичка. Так что его мина и нежелание говорить меня никак
Вообще-то мне хотелось над ним посмеяться, но я прикусил губы. Если живешь с кем-либо на этой паре квадратных метров в течение нескольких месяцев по пять дней в неделю, то быстро узнаешь, что эмпатия — это штука очень даже серьезная… а чувство юмора лучше всего иметь совместное.
— На пиво пошли?
Червяк кивнул, но с места не стронулся, так что я тоже не вставал. Вытянул лишь руку и вытащил из коробки фотографии. Снял с них резинку.
— Можно? — спросил я. Вообще-то, именно с этого следовало бы начать, но Червяк нарушением этикета особенно тронут не был.
— Можешь их все, курва, даже и забрать, если желаешь! — Он резко поднялся, сбрасывая коробку на пол. Листки, заметки и салфетки высыпались, открыв уложенные на дне маленькие мешочки. Я опустился на колени, чтобы увидеть, что это такое.
— Так ты идешь на пиво или нет?! — рявкнул Червяк. Хотя он был худой словно щепка и особенно страшным не выглядел, когда он начинал орать, я и вправду его побаивался. — И брось эту херню! Какие-то приправы…
— Ясное дело, Червяк, — сказал я.
Я поднялся с коленей и сунул фотки в карман куртки. Как-то так инстинктивно, понимаете. А потом мы вышли.
Мы хотели отправиться или в «Пугало», или в «За стеклом» — в одну из двух пивных студгородка, к сожалению, оба еще были закрыты. Так что все кончилось продуктовой лавкой и двумя банками тыского. С ними мы уселись на лавке в парке за общагами.
Я не отзывался. Да и что мне было говорить? Не у меня же рухнули мечты о наследстве — крупных бабок ниоткуда, за которые можно было бы купить ноут, или даже какую-нибудь б/у тачку. Червяк рассказывал про этого своего дядьку, будто бы тот был какой-то смесью Билла Гейтса с Индианой Джонсом. Так что он мог чувствовать себя обманутым, ибо все, что он получил за свою веру и рассказы — это коробка из-под обуви с несколькими фотками. Я отпил глоток пива, поставил банку на землю к окуркам и шелухе от семечек, валяющимся здесь настолько плотно, как лесная подстилка. После этого сунул руку в карман за снимками.
Перед нами пробежали какие-то две девицы. Одеты они были не сильно, в подстреленные юбчонки и топики, на головах наушники эмпэтроешных плейеров, закрепленных на поясе. Глядя на их подскакивающие груди, я размышлял, а в какой общаге они живут, видел ли я их уже где-нибудь. А червяк даже головы не поднял.
— Телки, Червяк, — шепнул я, толкнув его в плечо.
— Ага, — ответил тот, повернул банку в пальцах и начал читать меленькие буквочки, словно ему и вправду хотелось знать, из чего делают тыское. Совсем паршиво хлопцу…
Я вздохнул и начал просматривать фотографии. Чувствовал, что нужно каким-то образом его утешить, только, холера, ничего толкового в голову не приходило. Это он был у нас спецом по болтовне, утешениям и словечкам типа, что теперь все уже будет «заебись, словно бьющие степ медведи». Не знаю, откуда он взял этот лозунг, но он мне всегда возвращал хорошее настроение. Теперь же я чувствовал себя в дураках, поскольку никак не умел взбодрить его.
И вот я размышлял подобным образом, а пальцы автоматически действовали, перекладывая снимок за снимок сверху под низ колоды — словно я тасовал карты.
Все фотки изображали дядю-путешественника, скалящегося в объектив в различных закоулках земного шара. Так что там имелся дядя на каком-то арабском базаре, в африканских джунглях, окруженных доходящими ему до пояса пигмеями, рубающий какие-то суши в японской забегаловке… Везде одетый одинаково: в джинсы и рубашке с короткими рукавами и погончиками — повсюду он точно так же по-идиотски скалился зрителю.
Хотя, подчеркну, это только мое мнение. Когда я подобным образом сказал нечто подобное про улыбку Редфорда, то моя собственная мать глянула на меня так, словно я только что признался бы в десятке убийств. Еще сказала — помню, как сейчас — что я-то не знаю, а то, что вообще живу, я обязан благодарить исключительно тому факту, что мой отец, когда улыбался, то выглядел очень похоже на упомянутого актера. Ну что же… как мне кажется, дядька Червяка походил еще сильнее, скалился точно так же. — Прелестно, — сказала бы моя мать. По-дурацки, — говорю я.
Очередная фотка. Дядя-путешественник на каком-то Кавказе или какой-то еще Грузии готовит людям на улице. Подает тарелку супа какой-то старушке и — наконец-то! — не пялится в объектив. Вот эта фотка была даже совсем ничего. Было в ней что-то неподдельное.
Я поднял банку с пивом с земли и пихнул Червяка.
— Ну ладно, долго ты еще так будешь?
Ответа ноль. Я сам пожал плечами, попробовал переложить очередной снимок. Одной рукой как-то не удавалось, так что отставил пиво, на сей раз на лавку — банка как раз помещалась в щель между досками, и ее можно было поставить на бетонном литье. Я переложил фотографию и…
— Ну, курва, только без пиздежа! — воскликнул я с изумлением. — Ты это видел?
Эти слова наконец-то разбудили Червяка. Видя, как он выпрямляется, глядит сначала на меня, затем протягивает руку за снимком, я открыл у себя новый талант и способ воздействия на Червяка. Любопытство в качестве естественного антидепрессанта. Если бы я сдал вступительные на психологию, сейчас мог бы написать об этом магистерскую работу…
Парень, делящий со мной комнату в общаге, глянул на фотку, перевернул и глянул на подпись снизу. Потом снова на фотку, и на меня.
— А я и не знал, что они были знакомы, — сказал он. — То есть, дядька когда-то учился в Кракове, но…
— …никогда не упоминал, что в студенческие времена играл в мяч с римским папой?!
— Тогда ведь это еще не был папа.
Я только махнул рукой — нечего тут мне бухтеть. Папа — оно ведь, курва, всегда папа, разве нет?
А тот, на снимке, стоял улыбаясь, скрестив ноги, в майке и трусах. Одну руку он опирал на бедро, а вторую перевесил через плечо дяди-путешественника. В отличие от коллеги, он не скалился в объектив, а таинственно так улыбался, будто кинозвезда.