Фантастика и фэнтези польских авторов. Часть 1
Шрифт:
Не прошло и трех недель, и вот, представьте такую вот картинку: Червяк на пороге, на нем клёвый прикид, через руку перевешено элегантное пальто. Я возле зеркала, пытаюсь щеткой довести до ума воронье гнездо на голове. В умывалке полно волос с моей бороды, на зеркале засыхающие капельки слюны, смешанной с зубной пастой…
— Закончил? — Червяк зыркнул на часы, стоящие почти столько же, сколько и стоящий на столе ноут. — Нас не станут ждать.
— Секунду. — Я схватил дезодорант и пшикнул издали по сорочке и полам пиджака. Осторожно, чтобы не оставлять влажных пятен. Потом протер пальцем зубы, проверяя нет
Мы вышли перед общежитие, где нас уже ожидало такси. В последнее время, если мы куда-нибудь выбирались вместе, то всегда на моторе. Меня это развлекало не сильно, поскольку сам я предпочитаю автобусы, но Червяк, как обычно, настоял на своем — что ему, курва, нужно уже, блин, получить от жизни.
Мы упаковались в серебристый мерс и поехали в центр, где через пару часов в студии регионального телевидения должна была состояться «живая» передача, причем — на всю страну. Вы, наверняка, видели подобные программы, где их участники не имеют возможности добраться до Варшавы — то ли у них нет времени, то ли им облом — и тогда рядом с живыми людьми стоят телевизоры, представляющие картинку из студии в Гданьске или еще где-нибудь. Именно что-то такое должно было состояться и здесь — а мы должны были представлять гостей из Катовиц.
И вся программа посвящена нашей книжке! Боже! Червяк чуть не уссался, когда ему предложили нечто подобное.
Перед зданием телестудии нас ожидала молоденькая девица в юбке до колен и элегантной белой блузке. Ее темные волосы были собраны в конский хвост, и выглядела она словно ученица средней школы во время линейки, посвященной окончанию учебного года. Классная была девчонка, простая такая, будничная, совершенно не силиконовая. На шее у нее болтался беджик с фотографией, в руке у нее была пара подобных — для нас. Только без фоток.
— Добрый день, — сказала она, вытягивая руку. — Меня зовут Патриция Крушиньская. Рада, что вы уже на месте.
Это ее «вы» меня несколько сбило с толку — а может, ее теплая улыбка, направленная явно в мою сторону — но мне каким-то макаром удалось не изобразить из себя придурка. Во всяком случае, не сразу.
— Ремигий Гвуздек, — представился я, пожимая ее пальцы. — А это…
— Червяк, — не дал мне закончить мой коллега. — Фамилии оставим для более официальных случаев.
Девушка рассмеялась, а у меня тут же кольнуло сердце, поскольку было понятно, что ее внимание теперь сконцентрируется исключительно на Червяке. Ведь всегда оно так, зараза, было.
Только, к собственному изумлению, это как раз я получил первым ошейник с пропуском. Мне же было адресован и первый вопрос, когда мы уже вошли в здание:
— На телевидении в первый раз?
— В здании — да, — ответил я, прилично смутившись. — Но как-то в универе к нам приезжала репортерская группа по причине забастовки, так я давал интервью. А потом пустили это в «Курьере» [30] .
Патриция кивнула, а Червяк тихонечко фыркнул. Сегодня мне кажется, что это была его реакция на слово «интервью». Но тогда я едва это отметил.
30
«Вечерний Курьер» — общепольская телевизионная программа новостей — Прим. перевод.
Когда мы вошли в лифт, наша проводница заявила, что мы должны глядеть прямо в камеру, стараться
— Только не надо представлять себе зрителей в белье, как это иногда советуют, — предупредила нас она. — Ведь в такое время нас могут видеть и дети.
Я гаркнул смехом, а стены понесли мое веселье дальше и сразу же вернули назад, сильно усилив эхом. Тут же из нескольких комнат выглянули любопытствующие головы. Пускай и не надолго, но я, все же, почувствовал себя кретином.
К счастью, мы практически уже были на месте.
И снова, дорогие мои, представьте себе картинку. Сидят два мужика в костюмах в телевизионной студии — косметика на лицах заставляет их чувствовать себя будто котлеты в муке — а вокруг них крутятся люди, которые поправляют им прически, подцепляют микрофоны и тому подобное. Перед ними экран, представляющий, что происходит в Варшаве, и глазок камеры, выглядящей словно «HAL 9000» из «Космической Одиссеи».
Когда меня уже перестали ощупывать и выставлять, я глянул на Червяка. Тут я надеялся, что мне хоть в небольшой степени передастся его оптимизм и уверенность в себе, только у моего дружка и сообщника тоже была не слишком веселая мина. Так что я, как оно обычно со мной и бывает, еще сильнее скукожился.
А потом появился, кажется, режиссер, и в нескольких словах повторил нам то, что мы уже слышали от Патриции. Наконец он спросил, готовы ли мы, и дал знак, что мы будем в эфире через пять, четыре, три…
Ладно, и вот тут у меня в памяти дырка. Блин, можете меня щипать, прижигать или топить, и все равно, я вам не скажу, как оно началось. То есть, если не считать одного-двух моментов, я совершенно ничего не помню с начала программы.
Я знаю, что в варшавской студии сидело четыре мужика: двое поваров — один телевизионный, а другой из какого-то миллионнозвездного отеля, монах, издавший книжку о монастырских лакомствах, и еще один знаменитый на всем свете путешественник. Этот тип был профессором антропологии, исследователем и вообще, обладателем кучи титулов.
Он немного был похож на Дэвида Найвена из старой экранизации «Вокруг света за восемьдесят дней». Короче, вы понимаете? Тоненькие усики над самой верхней губой, высокий лоб и старательно зачесанные назад редкие волосы. На нем был несколько старомодный шерстяной костюм — короче, если бы в зубах у него была трубка, и если бы он сидел в удобном кресле, то мог бы рекламировать английские клубы для джентльменов.
Поначалу все шло мило и гладко. Если говорить о нас, то выступал, в основном, Червяк, поначалу тихо и неуверенно, но затем он быстро раскочегарился. Я же подбрасывал только коротенькие предложеньица, ну, чтобы не никто не подумал, будто бы являюсь лишь сомнительного качества дополнением коллеги.
Повара и монах восхваляли большую часть содержащихся в книге рецептов и смеялись над помещенными там же веселыми историями. Они по памяти цитировали фрагменты папских писем, выискивая в них символику и глубину. Сразу же после этого ведущая сообщила, что тираж книги уже достиг четырех миллионов, и это означало, что в Польше ее купил каждый десятый гражданин. При этом она вспомнила, что Червяк получил эти письма в наследство, и спросила как он сувствует себя в роли случайного миллионера.
— Вот даю вам честное слово, что чувствую себя заеб… хорошо.