Фантастика из журнала «Энергия»
Шрифт:
Но машина все еще работала.
Берк шагнул к решетчатому отверстию, дважды нажал красную аварийную кнопку под ним.
— Внимание, — сказал он. — Реактор заглох, и всем приборам, кроме тебя, не хватает энергии. В чем дело?
Ответа не было, хотя красная лампочка на щите продолжала усердно светиться.
— Упрямая чертовка, да? — не отходя от стены, бросил Кэри.
Берк не обратил на него внимания и снова ткнул кнопку.
— Отвечай! — приказал он. — Отвечай сейчас же! В чем загвоздка? Почему не работает реактор?
Ответа не было.
Берк повернулся к калькулятору,
Ответа не было.
Он долго стоял, уставившись на калькулятор, не в силах верить, что машина его подвела. Потом повернулся к Кэри.
— Что ты сделал?
— Ты признаешь, что был неправ? — строго спросил Кэри.
— Да.
— И я выиграл пари? — настойчиво продолжал Кэри с нескрываемой радостью.
— Да.
— Тогда я скажу тебе, — произнес юрист. Он зажал губами сигарету и закурил, потом выдохнул длинную узкую ленту дыма. Она закрутилась колечками и повисла в неподвижном воздухе комнаты, который быстро остывал, не получая тепла от вентиляторов. — Твоя замечательная жестянка, возможно, хорошо соображает в метеорологии, но в логике она слабовата. Позор, если подумать, как тесно логика связана с математикой.
— Что ты сделал?
— Сейчас, все по порядку, — сказал Кэри. — Я и говорю, что это позор. Твоя безотказная машина, стоимостью, я думаю, в несколько миллионов кредиток, ломает мозги над парадоксом.
— Над парадоксом! — Берк чуть не плакал.
— Над парадоксом, — пропел Кэри, — над очень хитроумным парадоксом. Когда ты тут хвастался, я сообразил, что твою подружку нельзя разломать, но можно вывести из строя, придумав задачку, слишком сложную для ее механических мозгов.
Я вспомнил кое-что из курса логики — интересную штучку под названием парадокс Эпименида. Я точно не помню, как он звучал у греков — вообще-то на занятиях по логике можно было заснуть от скуки — ну, например, если я скажу тебе: «Все юристы лгуны», как ты определишь, истинно это утверждение или нет? Ведь я юрист, и если оно истинно, значит, я лгу, когда говорю, что все юристы лгуны. Но, с другой стороны, если я лгу, тогда не все юристы лгуны, и утверждение — ложное. Получается, что если утверждение ложно, то оно истинно, а если истинно, то ложно и так далее.
Кэри вдруг прервал рассказ и разразился смехом.
— Ты бы посмотрел на себя в зеркало, Берк, — крикнул он. — Никогда в жизни не видел такого выражения: смотришь, как баран на новые ворота. Как бы то ни было, я просто переделал этот парадокс и скормил его машине. Пока ты так вежливо ждал за дверью, я подошел к машине и сказал: «Отвергни мое утверждение, потому что все, что я говорю — ложь».
Кэри примолк и посмотрел на метеоролога.
— Понимаешь, Берк? Она приняла мое утверждение и стала его рассматривать, чтобы отвергнуть. Но она не могла его отвергнуть, потому что оно истинно, а как оно может быть истинно, если в нем говорится, что все мои утверждения ложны. Понимаешь… да, ты понимаешь, я по твоему лицу вижу. О, если б ты только взглянул на себя сейчас. Гордость метеослужбы, сраженная парадоксом.
И Кэри снова надолго закатился смехом. Как только он начинал приходить в себя, одного взгляда на окаменевшее лицо Берка, выражающее полное смятение, было достаточно, чтобы вызвать новый приступ хохота. Метеоролог застыл, онемел и только неподвижно смотрел на гостя, как на привидение.
В конце концов, устав от веселья, Кэри стал приходить в чувство. Тихо посмеиваясь, он прислонился к стене, глубоко вздохнул и выпрямился. Поежился от холода и поднял воротник рубашки.
— Теперь, Берк, ты знаешь, в чем фокус, и, пожалуйста, включи свою любимицу. Становится слишком холодно и неуютно, и дневной свет за окнами не особенно радует.
Но Берк не сдвинулся с места. Он все так же неотрывно смотрел на Кэри, сверля его взглядом. Кэри еще немножко похихикал.
— Ну, давай, Берк, — проговорил он. — За работу. Потом успеешь оправиться от удара. Если тебя беспокоит пари, забудь о нем. А если волнует, что малышка подвела, не расстраивайся. Она умнее, чем мне казалось. Я думал, она просто сорвется с предохранителя и совсем выключится, но видишь, она все еще трудится и призвала на помощь все блоки. Должно быть, она разрабатывает соответствующую теорию. Это приведет ее к решению задачи.
Пожалуй, она решит ее через годик-другой.
Берк по-прежнему стоял, как вкопанный. Кэри посмотрел на него с недоумением.
— В чем дело? — раздраженно спросил он.
Губы Берка стали двигаться, из угла рта вылетела капля слюны.
— Ты… — начал он. Слово резко вырвалось из его горла, как хрип умирающего.
— Что?
— Ты дурак! — обретя дар речи, выдавил из себя Берк. — Ты тупой болван! Ты кретин!
— Я? Я? — закричал Кэри. От возмущения его голос перешел в визг. — Я был прав!
— Да, ты был прав, — сказал Берк. — Ты был даже слишком прав. Как я могу отвлечь машину от задачи и заставить ее подавать тепло и свет, когда все ее узлы бьются над твоим парадоксом? Что могу сделать я, если электронный мозг слеп, глух и нем?
Двое мужчин молча смотрели друг на друга из разных концов комнаты. От их дыхания в морозном воздухе плыли струйки пара. В тишине казалось, что далекое завывание бури, еле уловимое за толстыми стенами станции, становится все громче, и все яснее слышится в нем свирепое торжество.
Температура внутри станции быстро падала.
Джек ВЭНС
Гончары Ферска
Желтая ваза на столе Томма была около тридцати сантиметров в высоту и от двадцати сантиметров в диаметре у основания расширялась кверху до тридцати. Вид спереди открывал незамысловатый изгиб, чистую и четкую линию, которая давала ощущение полной завершенности; глина тонкая, но не хрупкая: казалось, изделие изящно выгнулось, сознавая свою звонкую силу.