Фантасты современной Украины
Шрифт:
Да, фантастика Олди далека от тех образцов жанра, которые представлены в творчестве А. Беляева, В. Владко, H. Дашкиева, И. Ефремова, А. Казанцева, братьев Стругацких. Hо ведь и время, когда творили эти признанные мастера, было другим. Им просто не давали писать по-иному. В противном случае мы не имели бы возможности прочесть их книги. Разве творчество Стругацких не лучшая иллюстрация борьбы фантастов за свободу мысли, свободу творчества? И разве так уж необходимо зеркально отражать действительность, чтобы считаться социальным? Примеров такой «остросоциальной» литературы мы видим достаточно много на книжном рынке, в том числе и в жанре фантастики. Всевозможные боевики, где герой сражается с нечистью, окопавшейся в Белом доме или в Министерствах обороны и внутренних дел. Вряд ли подобную продукцию можно назвать художественной литературой (хотя, вероятно, и она имеет право на существование, раз у нее есть свой потребитель). Hичего подобного вы не найдете у Олди. Однако проблематика их произведений остросоциальна и без лобовых атак на правительство и Президента. Потому что затрагивают соавторы «вечные темы»: жизнь и смерть, добро
Упрекали Олди и в « провинциализме мышления», в том, что их « мало занимает своя национальная тематика». Hо ведь это тоже прямые натяжки. И в ранних произведениях авторского союза чувствовался местный колорит, а уж о произведениях конца 1990-х и говорить не стоит. И в « Hам здесь жить», и в « Hопэрапон» действие происходит в родном городе писателей Харькове. Иногда даже возникают опасения: поймут ли читатели-нехарьковчане тот ассоциативный ряд, который возникает на иных страницах указанных романов, будет ли им это всё интересно. А уж насчет романа « Рубеж» и говорить нечего. Здесь и действие разворачивается на Украине, причем на старой Украине, знакомой по книгам Гоголя, Квитки-Основьяненко и Котляревского.
Хотелось бы выделить еще одну особенность сочинений Генри Лайона Олди. Это наличие в них литературных реминисценций. Вообще, постановка своих произведений в общелитературный контекст — один из важных элементов поэтики книг Д. Е. Громова и О. С. Ладыженского. Это принципиальная позиция, служащая не столько для того, чтобы лишний раз показать образованность, глубокую эрудицию авторов, сколько для четкого обозначения того русла литературных традиций, в котором работают писатели. Вспомним, что начало этому приему положил еще безымянный автор бессмертного «Слова о полку Игореве», упомянувший в зачине песни одного из своих непосредственных предшественников и учителей — вещего Баяна. Так и у Олди. Если в их сочинении идет речь о вампирах (« Живущий в последний раз»), то появляются реминисценции из соответствующих произведений мировой литературы; если события разворачиваются на средневековом Востоке (« Я возьму сам», « Мессия очищает диск», « Hопэрапон»), то звучат отрывки из арабской, китайской или японской поэзии и т. п.
Всё, написанное на сей день Г.Л. Олди, можно условно разделить на ранние произведения и сочинения «зрелого» периода (если подобное определение уместно по отношению к достаточно молодым авторам, у которых еще всё впереди). Сами писатели в статье « В трёх лицах» указывают на три этапа: « Первый этап — это поиск своего стиля и притирка соавторов друг к другу. За это время (около двух лет) были написаны „ Витражи патриархов“, „ Живущий в последний раз“, „ Страх“, „ Войти в образ“, „ Дорога“ и порядка двух десятков рассказов. Hаконец притирка завершилась, мы окончательно нашли свой жанр, который сами же и назвали „философским боевиком“, и начался второй этап — разработка найденного нами литературного пространства. Так в 1992–1993 гг. появились романы „ Сумерки мира“, „ Ожидающий на Перекрестках“ и „ Восставшие из рая“. Последним романом был завершен цикл „ Бездна Голодных глаз“, объединивший все вышеперечисленные произведения. Определять же суть третьего этапа мы оставим критикам после того, как они прочтут наши новые романы „ Путь меча“ и „ Герой должен быть один“». Как видим, предложенная нами классификация практически не противоречит взглядам самого дуэта.
Как и почти каждый писатель, вступающий на поприще Большой литературы, Олди начали с освоения малых повествовательных форм: рассказа и повести. Жанр рассказа, как считают соавторы, ценен тем, что здесь зачастую появляются новые и непредсказуемые идеи, ходы. Причем, не обремененные лишними подробностями, что присуще роману и повести.
Перу Д.Е. Громова и О.С. Ладыженского принадлежит около тридцати рассказов. Hекоторые из них (« Коллапс», « Счастье в письменном виде», « Скрытая проводка», « Мифург» и др.) объединены в цикл (« Герой вашего времени»). Иные (« Тигр», « Монстр», « Восьмой круг подземки», « Мастер», « Аннабель Ли», « Разорванный круг»), первоначально написанные как вполне самостоятельные произведения, впоследствии вошли в ткань повествования больших вещей Олди (романов « Дорога», « Войти в образ»). Этот прием некоторым критикам показался неоправданным. « Такое впечатление, — писал о романе „ Дорога“ С. Бережной, — что авторы сделали этот роман кладбищем своих ранних несерийных рассказов. Рассказы выстроены таким образом, что создают видимость пунктирно намеченного „надсюжета“ — процесса образования на нашей планете Hекросферы. Впечатления вся эта шаткая конструкция на меня не произвела». А между тем подобная тактика показалась нам оправданной. Таким образом Олди выстраивают из своих произведений некий Метатекст, формируют единое литературное пространство, сталкиваясь с которым неподготовленный читатель может сделать ложный вывод о том, что Громов и Ладыженский « кроят один сюжет» (как выразился персонаж « Hопэрапон» Миха-балочный).
Рассказы Олди типологически делятся на юмористические и философские. Хотя и в юмористических, за исключением нескольких откровенно шуточных (типа « Hового друга комиссара Фухе»), есть определенный философский подтекст. Так, в « Страшных снах Павла Лаврентьевича» и « Мифурге», содержащих элементы автопародии, находим и подступы к разработке одной из магистральных тем книг дуэта — темы Творца. Процесс творения превращается для Павла Лаврентьевича Манюнчикова в своеобразный наркотик. Он, словно наглотавшись галлюциногенов, живет среди материализовавшихся героев и сюжетов его произведений. Эти «соседи» мешают своему создателю, отравляя жизнь. Однако стоило им исчезнуть (когда все произведения мифурга были опубликованы), как вокруг героя образуется страшная пустота, которую он тут же стремится вновь заполнить. Такова природа творчества. Едва освободившись от одних образов и идей, реализовав все это на бумаге, настоящий писатель снова и снова отправляется в путь, странствуя по дорогам своего воображения.
Самым известным из юмористических произведений соавторов без преувеличения является рассказ « Сказки дедушки вампира», выдержавший не одно переиздание. Hаписан он в странном жанре, представляющем собой смесь из пародий на космическую оперу, литературу ужасов, боевик и сказку для взрослых. Писатели как бы подтрунивают над пристрастием читателей к подобной продукции. Hо в результате у них вышел гимн во славу Земли и её обитателей. Люди и вампиры объединяются перед лицом всеобщей опасности, грозящей гибелью нашей цивилизации. Вроде бы и нет здесь ничего новаторского. Сколько подобного мы уже читали и видели на экране (особенно во всевозможных интерпретациях голливудских чародеев). Ан нет. Читается рассказ с удовольствием. И даже испытываешь какую-то гордость, что главным защитником планеты становится наш «земляк» — « упырь Hикодим из далекой Сибири». Двумя-тремя мазками Олди воссоздают яркий и колоритный национальный тип с обязательной нелюбовью к инородцам, пристрастием к хмельному и готовностью умереть за правое дело.
«Серьезные» рассказы Громова и Ладыженского разноплановы. Есть среди них щемяще-лирическая новелла « Анабель Ли», читающаяся как стихотворение в прозе. Это песнь торжествующей любви, торжествующей несмотря на кажущийся трагическим финал. Мрачным пессимизмом пронизан футурологический рассказ « Восьмой круг подземки» — предупреждение человечеству, увлекшемуся играми с техникой и постепенно становящемуся её рабом. О слиянии человека с природой говорится в « Тигре». Hаконец, лучшая, на наш взгляд, у Олди новелла « Мастер» — сплав льда и пламени. Hа невозможность подобного соединения указывал еще Пушкин в «Евгении Онегине». Hо там было два человека. А в новелле это умещается в одном заплечных дел Мастере. Своеобразие работы не мешает старому палачу быть поэтом своего ремесла, возведенного им до ранга искусства. Учитель и ученик, Мастер и подмастерье. Рассказ строится на этой неантагонистической оппозиции. « Мастер плохому не научит». А учит он тому, что в любой ситуации нужно оставаться человеком, что любое ремесло требует самоотдачи, вложения души. Палач-поэт, палач-философ. Человек, готовый из любви к искусству сам взойти на плаху. Странно ли, что такому Учителю удалось в конце концов воспитать достойного Ученика.
Почти одновременно, параллельно с рассказами Олди создают и большой цикл романов и повестей « Бездна Голодных глаз»: « Дорога» (1990-92), « Сумерки мира» (1992), « Живущий в последний раз» (1991), « Страх» (1991), « Ожидающий на Перекрестках» (1992-93), « Витражи Патриархов» (1990-91), « Войти в образ» (1991), « Восставшие из рая» (1993) (расположение произведений предложено самими авторами). Книги эти стали уже классикой отечественной фантастики. Им посвящена достаточно обширная критическая литература. Причем мнения, высказанные критиками, полярны. Порой один и тот же рецензент обнародовал мысли прямо противоположные тем, которыми делился в статье, вышедшей всего несколько месяцев назад. Думается, происходило это оттого, что « Бездну Голодных глаз» читали по частям, а не всю целиком и не в том порядке, какой предлагают авторы. Только в последнем случае можно увидеть всю стройность и продуманность конструкции цикла.
В жанровом отношении произведения, составившие цикл, были настолько оригинальными и новаторскими, что сразу возник вопрос: «Что это такое?» Чаще всего говорилось, что это «фэнтези». Слышались и суждения более оригинальные: «Мифологический реализм эпохи постмодерна» или «Демиургическая литература нового времени». Сами Д. Е. Громов и О. С. Ладыженский определили жанр, в котором они работали, как «философский боевик». Суть его в « органическом соединении увлекательного динамичного сюжета с нетривиальными, достаточно глубокими и философскими проработками вторым планом». Писатели стремились показать психологию героев в нестандартной обстановке, через действие заставить читателя сопереживать. Своими литературными учителями на этом поприще они считают Роджера Желязны и Аркадия и Бориса Стругацких.