Фантазёр - покоритель горных вершин
Шрифт:
При виде ремня пёс опять зарычал, вырвался из рук Гиви и перемахнул через ограду.
— Ладно, чёрт с ним! Ты переведи все эти мерки в сантиметры, а толщину я как-нибудь из длины и высоты вычислю, — утешил я Гиви.
— Зачем тебе эти мерки? Штаны, что ли, собираешься шить щенку?
— Какие ещё штаны?
— Мне-то что, можешь и черкеску ему справить, только если дядя Микела увидит свою собаку в штанах…
— При чём тут дядя Микела?
— Это же его пёс.
— Тьфу! — сплюнул я в сердцах. — А я-то думал, что
— Моя собака этому сестрой приходится. Моей, если хочешь, я даже лапу измерю и размер ноги тебе скажу…
— Ничего… Они ведь от одних родителей? — воспрянул я было духом.
Гиви пожал плечами.
Вечером я всё-таки записал мерки на листке бумаги. И стал думать, кто же из деревенских псов мог оказаться отцом моего щенка. Стал вспоминать всех собак в деревне. С этими мыслями и уснул.
С утра опять принялся чертить план конуры. Но разве у меня есть счастье? Во всём не везёт!..
Школьный звонок застал меня, когда я ещё спрыгивал с последней ступени лестницы нашего дома. Теперь классная руководительница пристанет ко мне после уроков:
«Опять опоздал?..»
«Да я…»
«И почему ты такой неорганизованный, несобранный?..»
«Да я…»
«И уроки опять не выучил».
«Если б вы знали, сколько у меня дел! Всё сразу не успеваю!»
Но разве она поверит.
Одно утешение: вы-то хоть теперь знаете, что я не вру, что я прав во всём.
БУТХУЗ
— Бутхуз! Эй, Бутхуз! — негромко зову я, прячась за кустами граната.
Бутхуз — сын участкового агронома. У него такие уши, мимо которых нельзя пройти равнодушно — обязательно потянешь.
Сейчас он скачет верхом на палочке.
— Бутхуз! — опять зову я.
Всадник так увлечённо объезжает «рысака», что ничего не слышит. Ему что! Он и поскакать может; счастливчик — его школа не ждёт.
«Конь» у него с норовом. То переходит на галоп, то вдруг останавливается так неожиданно, что никакой наездник, кроме Бутхуза, пожалуй, и не усидит на нём. Такой непокорный норов «коня» даже мне трудно вынести, а о всаднике уж и не говорю.
— Вот я тебя! Вот!.. — грозится мальчишка и лупит плёткой по торчащей между ног палке.
Наконец побои надоедают обоим, и «конь» опять срывается на галоп и мчится мимо колодца в поле.
— Бутхуз! — зову я на этот раз громче.
— Кто-то зовёт тебя, сынок!.. Кто там? — выглядывает из кухни женщина в переднике; в руках у неё жёлтый мячик — тесто для кукурузной лепёшки.
Я понадёжней прячусь за кустами граната: не хочу, чтобы мама Бутхуза увидела меня, даже когда обе её руки заняты тестом.
Она возвращается на кухню, пошлёпывая будущую лепёшку.
Бутхуз направил «коня» к калитке и стеганул его плёткой.
— Бутхуз!
На этот раз он услышал, развернул «коня» и поскакал вдоль ограды ко мне.
— Ну и вынослив твой скакун! Не боишься, что от такой скачки у него
Бутхуз натянул поводья и остановился.
— Я к тебе по делу. Подъезжай поближе.
— Не хочу… — замотал головой всадник.
— Хе-хе-хе! — засмеялся я. — Подойди, новость сообщу.
— А бить не будешь?
— Ты что?! — возмутился я.
— А в прошлый раз? Чуть уши не оборвал!
— Вот ещё — вспомнил! А за что я тебя?
— За то, что гвоздя тебе не принёс!.. — У него на глазах выступили слёзы.
— Вовсе и нет. Я просто потянул тебя за ухо потому, что одно у тебя было меньше другого.
Бутхуз потрогал свои уши и шагнул поближе. Но всё-таки держался на достаточном расстоянии, чтобы мне до него не дотянуться.
Я как бы невзначай взглянул на их дом, недавно покрытый кровлей, и спросил:
— Кончили стройку?
— Нет, дядя Бесо хватил себя топором по пальцу.
— Ох, и кто же тебе теперь сделает игрушечную арбу?
— Он обязательно придёт. Ему руку вылечат, и придёт.
— Меня как раз дядя Бесо и послал к тебе…
— Он сам придёт, — упрямо повторил Бутхуз.
— Даже если и придёт, не сможет сделать тебе арбу.
— Нет, сделает. Он обещал. Двухколёсную.
Тут я изобразил на лице огорчение, почти горе.
— Бедняга дядя Бесо! Когда ему отрезали руку, он всё время кричал: «Погодите, я ещё не сделал для Бутхуза игрушечную арбу!»
— Ему отрезали руку?!
— Докторам нет дела до того, сделал человек арбу или нет! — вздохнул я и, заметив, что Бутхуз очень огорчился за своего дядю Бесо, извлёк из-за пазухи совершенно негодный фонарик и как бы между прочим подбросил его в руке.
Бутхуз прижался к забору. Он не отрывал от меня глаз. А мне только того и надо было.
Я разобрал фонарик, извлёк увеличительное стекло и приложил его к оскаленным зубам. Таких огромных зубов Бутхуз не видел, наверное, даже у лошади. С зубов я перенёс стекло на глаз, потом на мизинец, а после всех этих чудес наставил на кол ограды и прожёг сухую кору.
Потом, не обращая внимания на протянутую через забор руку Бутхуза, я положил увеличительное стекло в карман и показал ему зеркальный отражатель, объяснил название маленькой лампочки — как она зажигается по ночам и светит, светит всю ночь напролёт.
— Хочешь, одолжу тебе? — вкрадчиво предложил я.
У Бутхуза округлились глаза.
Он даже не заметил, как я вывернул из фонаря перегоревшую лампочку, а всё остальное быстро собрал и отдал ему. К вечеру всё было в порядке. Бутхуз в три приёма перетащил ко мне семь небольших досок, угольники и двадцать четыре гвоздя. Правда, из этих двадцати четырёх гвоздей три были гнутые, а один без шляпки.