Фантазеры
Шрифт:
Тренировки кончались в одиннадцать. Они выходили все вместе, вместе шли через мост, изредка перебрасываясь словами. Сохраняя дистанцию, называли тренера Валентин Валерьянович. А он рассказывал, как, кончив политехнический в Днепропетровске, работал в Казахстане на металлургическом заводе, а теперь они вдвоем с женой поступили в аспирантуру. Она врач, ждет ребенка, а он прирабатывает здесь к аспирантской стипендии.
Лена в то время была на втором курсе биофака. Галка училась на втором пищевого и крутила романы с мальчиками из Московского авиационного института,
Вышли вдвоем. Валентин Валерьянович проводил Лену до самого дома. Она хотела попрощаться у подъезда, но он с привычной властностью тренера распахнул дверь, остановил ее в полусумраке меж высоких дверей и, чуть приподняв, крепко поцеловал в губы.
До сих пор Елена Анатольевна помнит, как подогнулись у нее ноги, но, сделав над собой усилие, она выскользнула из твердых рук, кинулась к лифту. И когда лифт, привычно скрипя, шел на, седьмой этаж, трезво подумала: «Никогда ничего больше с ним не будет». И уже дома, глядя в потолок, повторила себе: «Никогда ничего. Зачем он нужен мне, женатый, старый, тридцатитрехлетний!»
С того дня она попросила Галку не оставлять ее наедине с Валентином Валерьяновичем.
Елена Анатольевна поправила волосы около черного оконного стекла и улыбнулась.
«Наверное, тогда, весной, Галка специально опрокинула «двойку» и, когда Валентин Валерьянович выдернул Галку из воды, вскрикнула: «Холодно!» Они вдвоем побежали на базу, хватили там спирту, чтобы не заболеть, и он растирал ей руки. А потом Галка в душевой сказала: «Ты после тренировок меня не жди, меня Валенька проводит».
В тот вечер Ленка шла одна через мост, старательно повторяя: «Зачем он мне нужен, женатый и старый!»
Нет, все-таки не тогда и не из-за этого мы разошлись, Галочка.
Что же было потом? Может быть, все же чуть назло, а может, того требовала та сумасшедшая весна, появился Сергей. Он тоже был металлургом, и ему тоже было тридцать три. Что-то везло мне в то время на тяжелую промышленность…
Ладно. Было, прошло. Но Анка — дочь Валентина и Галки — Кирилла не получит, как бы она ни старалась. Интересно, что она сейчас делает?
Анка ничего не делала. Она просто стояла и смотрела, как стрелка, фосфоресцируя в темноте, отсчитывает минуты, и готовилась сказать Кириллу то, что он сейчас хотел бы услышать. Она это ему обязательно скажет. Только сначала они еще немного постоят вдвоем вот здесь, на платформе. Анка вздохнула и повторила:
— Я замерзла, а ты все стоишь и смотришь на свои часы.
Кирилл прикусил губу, окинул взглядом Анкино семисезонное пальто, вытертое до седины, распахнул дубленку и притянул Анку к себе. Анка нагнула голову и потерлась холодным кончиком носа о его брови:
— Я же не виновата, что погас свет, — вздохнула Анка и еще потерлась щекой о его щеку. — Вот мы и прособирались в темноте.
Свет погас сразу во всем поселке. Анка как раз закончила работу на своей коротковолновой станции. Анка была в десятом, и теперь ей некогда было часто выходить в эфир.
«Радиолюбители мира должны ощущать потерю, — думал Кирилл. — Я бы воспринимал это именно так».
Любое общение для Кирилла всегда требовало напряжения. В восемнадцать лет он так и не может болтать по телефону. Однако он хотел знать все, что связано с Анкой, и даже научился довольно сносно работать на телеграфном ключе.
— Кир, я чуть-чуть согреюсь, и мы пойдем ловить попутку.
Кирилл крепче обнял Анку, ладонями поймал ее угловатые лопатки, они трепыхнулись и потом затихли. И ночь остановилась. И вокруг не было ничего. Только огромным стеклянным фонарем поднималась над миром пригородная платформа.
Кирилл понял. Дни каникул она сохранит до самого далекого сентября. И они будут щитом перед длинными вечерами одиночества. И еще он понял, что сейчас нужен Анке больше, чем матери.
— Вернемся, — решительно сказал Кирилл. — Электрички кончились, а ловить попутную мы не будем.
Луна растерянно остановилась на небе. Снег стал желтовато-синим.
— Серьезно не будем? — еще не веря, робко обрадовалась Анка. — Совсем, совсем серьезно? — переспросила она.
— Совсем, — твердо ответил Кирилл.
Ловко попадая в такт, они пошли, тесно прижавшись друг к другу. Синяя тень ложилась на желтоватый снег.
Все очень просто: ночь, полнолуние, и два человека возвращаются домой.
Это был ее дом, их дом. С трубой, как полагается хорошему дому, с узенькой цепочкой следов, тянущихся от калитки мимо длинного ряда сосен. Настоящий дом, не похожий на тот, в котором они прописаны, куда возвращаются обычно вечерами. Это был по-настоящему их настоящий дом.
Здесь большущая веранда; узкая лестница, изогнутая винтом, ведет на второй этаж. Вторая веранда, дверь, обитая серым войлоком, перекрещенная двумя синими ремнями. И за этой дверью — небольшая комната с печкой, со светящейся панелью коротковолнового передатчика, потом большая комната.
В первый раз он был здесь почти четыре года назад. Тогда усталая Анка показала Кириллу на кресло, а сама устроилась напротив. Кирилл сел, осмотрелся вокруг. За окном, покачиваясь на кончике ветки, сидела белка и, казалось ему, насмешливо смотрела на Кирилла и спрашивала:
— А что, собственно говоря, тебе здесь надо?
Действительно, что?
Угол комнаты, обклеенный открытками со всех концов Союза и даже из далеких стран. Разные люди, пусть по радио, но раньше Кирилла познакомились с Анкой. И Кирилл чувствовал себя все более неуверенно с этой новой, значительной Анкой.
Правда, он и раньше слышал, что Анка чуть ли не с первого класса стала яростным радиолюбителем. На школьной линейке Анке вручали какую-то грамоту. Кирилл рассказал об этом дома, мать бросила иронично: «Эфирное создание в эфире». Ирония матери и торжественность линейки в сознании Кирилла, вступив в сложную реакцию, надолго породили равнодушие к радиолюбительству и к самой Анке.