Фантазеры
Шрифт:
«Ленечка недавно из ФРГ привез».
Если бы тогда в школе можно было себе представить, что из Лени вырастет большой конструктор, с такой известностью, с персональной машиной, с огромной квартирой на Ленинском проспекте…
Неожиданно зазвонил телефон.
— Кирилл! — Елена Анатольевна посмотрела на часы — около четырех утра.
Незнакомый голос сказал:
— Вам радиограмма. Не волнуйтесь, у сына все хорошо. Он счастлив. Целует Анка. Вы приняли?
— Приняла, — растерянно сказала Елена Анатольевна и положила трубку. — Нет, что за глупые шутки выкидывает эта паршивая девчонка!
Опять зазвонил телефон:
— Елена Анатольевна?
— Да.
— Простите за поздний звонок. Но вы не волнуйтесь. Все
Так с перерывами продолжалось сорок минут. Елена Анатольевна, стиснув зубы, провела рукой по посеревшим щекам и пробормотала:
— Нет, это ей так не пройдет… Я ей поцелую…
В пять часов раздался звонок из Ульяновска. Потом из Свердловска. Потом звонки посыпались как из решета, междугородные вперемешку с городскими.
Елена Анатольевна механически отвечала: «Спасибо».
В шесть часов, растерянно глядя на диск телефона, она недоуменно спросила:
— Что они все, сошли с ума?
В шесть часов утра на даче неумолимо гремел будильник. Он звенел долго, потом всхлипнул из последних сил и замолк. И, может быть, даже пожал плечами: «Зачем заставлять человека работать, если вам до него нет никакого дела?»
В шесть утра Анка спала, свернувшись калачиком, и видела, как они с Кириллом завтракают на веранде и четыре белки в клетчатых передниках прислуживают им.
Кирилл спал, раскинув руки в стороны, и было совершенно ясно: радиограммы не лгут — он счастлив.
В семь часов утра Елена Анатольевна получила пачку телеграмм с разных концов Советского Союза. Она прочитала первый десяток и недоуменно спросила: «Счастлив?» Потом достала свою огромную рабочую карту почв СССР, расстелила ее на полу, опустилась на Тихий океан и начала, уже не распечатывая, раскладывать телеграммы по городам.
В десять часов позвонили из Варшавы. В двенадцать — из Парижа. Елена Анатольевна пожалела, что, сдав свой кандидатский минимум, забросила французский и порядочно подзабыла его. Но текст радиограммы она поняла.
— Сумасшедшая девчонка, весь мир из-за меня взбаламутила, — сказала она и вытерла неизвестно откуда взявшиеся слезы.
В последний раз она плакала в день своей официальной свадьбы.
В два часа дня Кирилл с Анкой выскочили из электрички на Казанском вокзале, пытались позвонить, но все время было занято. Захлопывая дверцу такси, Кирилл сказал обреченно:
— Обзванивает морги. Как она там? Что она скажет, когда мы приедем?
В два часа десять минут Елена Анатольевна, расписываясь в тетради потрясенного почтальона за телеграмму, пришедшую из Лос-Анджелеса, сказала:
— Странная девочка… Что с ней делать? Мерзнет небось в своем паршивом пальтишке…
НОЧНОЙ ТРАМВАЙ
«Вечер будет как открытый океан — без начала и конца. Но если существует карта восходов и закатов, то и у вечера обозначится берег, ведь у океана он тоже есть.
По берегу, сложенному из гранитных плит, ходит Алька и весело крутит головой…» — Юрка фантазирует, заканчивая большую приборку. Потом взглядом мастера, окончившего работу, он оглядывает темно-вишневый паркет. Паркет отражает тяжелые люстры, окна, поблескивающие от нахального солнца, и высокие зеркала.
Юрка поворачивает голову — в зеркале курсант, припадающий на левую ногу, обернутую сукном в рыжих пятнах мастики. На правой ноге новая полотерная щетка, поэтому колено чуть приподнято, и человек с непропорционально развитыми плечами и вздернутым носом, кажется, отрабатывает позу для пьедестала.
«Карикатурный памятник самому себе, — думает Юрка. — Смотришь и сознаешь, что Алькина мама права: ты Альке не пара. Скоро ее убедят в этом, коль не справится мама, помогут подруги».
От таких мыслей хочется мчаться куда-то или стоять вниз головой.
— Хоп! — скомандовал себе Юрка.
Мир в зеркале перевернулся. Теперь оно выполняет разумную функцию: помогает отрабатывать стойку на руках. Можно посмотреть, как оттянуты носки и прогнута спина. Вроде все в полном ажуре. Юрка отводит глаза от зеркала и видит: почти у самого носа поблескивают офицерские ботинки.
— Товарищ курсант, здесь морское училище или цирк?!
— Хоп! — шепотом командует себе Юрка.
Мир перевернулся еще раз. Мелькнули тяжелые золоченые пуговицы с якорями, и замерли перед глазами разлапистые звезды на погонах.
— Морское училище, товарищ адмирал! — выдохнул Юрка.
— А мне кажется, цирк, не хватает сальто.
— Есть! — растерянно пискнул Юрка. — Хоп, сальто!
Юрка присел мягко на носки, но, видно, чуточку перекрутил, почувствовал, что сейчас шлепнется перед адмиралом, и с разгона крутанул фляк.
— Цирк! — грозно повторил адмирал.
— Вы приказали сальто, а фляк получился с разгона, — вытянувшись по стойке «смирно», оправдывается Юрка.
— Лихо! Значит, беда в том, что получился фляк без приказа? — насмешливо поинтересовался начальник училища.