Фантазеры
Шрифт:
— Если они полюбят друг друга…
— Если полюбят. Они уже полюбили. Или, по-вашему, это только в тридцать лет бывает?
— В разное время бывает. Только вы говорили, Гена ничего не знает.
— Не знает, но любит…
— Что ж, будут ждать друг друга.
— Ждать? — Женя резко остановилась. — Ждать!.. Она будет ждать и бегать к почтовому ящику, а он ей то ли пришлет письмо к празднику, то ли не пришлет. Но вдруг ей принесут корзину с тюльпанами.
— На такой жест курсантской стипендии не хватит… — капитан-лейтенант Доватор замер. «Почему она говорит про тюльпаны? Я когда-то Белой шапочке
— Значит, тюльпанов не будет, пока он не станет каким-нибудь капитаном?
— Сначала не будет, но после училища они смогут быть вместе.
— Поженятся? Почему вы боитесь прямо сказать?
— Я не боюсь. Могут пожениться.
— А вы женаты? Простите за такой вопрос.
— Нет… Почему вы злитесь на меня, Женя?
Женя резко остановилась, чуть наклонила плечи. Лицо у нее побледнело, и на этом побледневшем лице выступили веснушки.
«Как много веснушек», — подумал Доватор.
— А если меня из-за вас соломенной невестой зовут? — Рот дрогнул, и на глазах показались слезы.
— Женя, что вы, Женя?
— Я ничего, я сейчас… Уйдем отсюда куда-нибудь.
В подъезде широкие подоконники. Женя сидела, прислонившись к стене, и держала Доватора за пуговицы тужурки.
— Я вас теперь никуда не отпущу. И у меня будет ваш адрес, и вы тоже будете бегать к ящику. Вот увидите, будете.
Юрка Доватор стоял растерянный. Все было непонятно, потому что Женя уж никак не могла быть Белой шапочкой, ведь для нее земля не крутилась в обратную сторону. И, ничего не желая понимать, Доватор держал в ладонях эти тонкие плечи, и не хотел их отпускать.
Все было хорошо, только сдвинуто во времени и потому должно было скоро кончиться. И чем скорее это кончится, тем легче будет жить дальше и ему и Женьке… Легче. И Юрка перестал быть Юркой, стал взрослым капитан-лейтенантом Юрием Евгеньевичем Доватором и сказал:
— Успокойтесь, Женя.
От этого его взрослого тона плечи у нее дернулись, как от удара. И земля дернулась и пошла вращаться в другую сторону.
И Юрка присел на подоконник и уже ничего не говорил, а только держал рукой ее плечи. И она притихла, и они сидели молча. И Юрка ничего не понимал.
Они шли по Москве, и Москва опустела. На улице было много народа, но были они вдвоем.
Они шли, и Женя говорила. А когда она говорила самое важное, то останавливала Юрку, поворачивала его к себе лицом, и он слушал и смотрел, как резче выступают веснушки, и иногда ничего не слышал. Он лишь напоминал себе, что, если бы все с Галкой сложилось иначе, у него могла быть дочь чуть моложе Жени. И все-таки хорошо, что появилась Женя.
— Понимаете, все началось, когда вы мишку принесли. Наверно, вы меня тогда совсем не заметили, я на диване сидела. Мне уже тринадцать лет было. Вы ушли, а Ольга все мишку гладила, мне даже не дала потрогать.
Она думала, вы скоро опять придете, и гулять перестала ходить. А вас все не было и не было. Потом письма стали приходить, и мы поняли — вас в Москве нет. Ольга мне уже тогда про все рассказала.
Сначала мы гадали, кто из вас письма пишет, а потом перестали. Ольге казалось — моряк, а я про вас думала. Но не знала я, что вы тоже моряк. Я считала, моряки всегда в форме ходят.
Потом вдруг принесли тюльпаны. Я решила — вы в Москве и скоро придете. Оля тоже ждала, нервничать начала. Она так нервничала, даже со своим Гарькой поссорилась. А потом мы поняли: цветы можно из другого города заказать. Вы что, не понимали, как это жестоко — то писать, то совсем не писать?..
— Не понимал. Я думал, письма такие, что можно читать или не читать, а когда их нет, то не замечаешь.
Женя остановилась и посмотрела на Доватора:
— Это хорошо, что вы так думали в самом деле. Только почему без обратного адреса? Боялись, Олька к вам прилетит, что ли?
— Нет, я еще со школы все боюсь оказаться навязчивым…
— Олька с Гарькой совсем поссорились. Оля маме сказала: «Когда такие письма получаешь, трудно на компромисс идти». Потом Ольга Олега встретила. Вам плохо про это слушать?
— Нет, ничего. — Доватор подумал, в самом деле ничего. Женька идет рядом и держит его под руку, и он чувствует — вся она близко.
— Ничего, — обрадовалась Женя. — Это потому, что я здесь. Это потому, что в день свадьбы Олька над мишкой похныкала и мне подарила. И уже два года только я ваши письма читаю. Я стала Белой шапочкой. Согласны?
— Согласен.
— Вы всегда должны со мной соглашаться. Из-за вас меня мама соломенной невестой зовет. Это для юмора, чтобы я ваши письма всерьез не принимала. Мама с Ольгой спорила. Знаете, как взрослые по секрету спорят, когда думают, что мы спим.
— Знаю, — сказал Доватор и вспомнил… За дверью папа с мамой тихо обсуждают, что с тобой делать. Тишина стоит такая, что кажется, над ухом кричит громкоговоритель. Делаешь вид, что спишь, и очень много нового узнаешь и про себя, и про собственных родителей. Лучше бы такие беседы не слышать.
— Знаю, — повторил Доватор.
— Мама говорила, что из-за этих дурацких писем Ольга себе чуть жизнь не искалечила, и она, мама, не хочет рисковать младшей дочерью.
Доватор поежился. Письма были как письма: про морские звезды, про сверкающие стены огромных сосулек, которые весной в сопках похожи на орган. Стоишь около таких сосулек весь маленький, а солнце, отражаясь ото льда и снега, режет глаза. Были всякие мысли про жизнь… Юрий Евгеньевич повел плечами и почувствовал, как еще прочнее, двумя руками, Женя взяла его за рукав.
— А Оля сказала, что, наоборот, без этих писем ее жизнь была бы искалечена. И мне тоже полезно читать их — повышается критерий отбора. А мама спросила, представляет ли Ольга, что будет, если моряк приедет. Ольга сказала: «Ничего не будет, потому что моряк никогда не приедет».
— И тогда я сказала, что не сплю, что критерий отбора у меня и так высокий, а вы не моряк и все равно приедете. И тогда я выйду за вас замуж.
— «А ты представляешь себе, сколько ему лет?» — рассердилась мама. И я ответила, что это не имеет никакого значения и что гениальные дети рождаются в семьях, где муж намного старше жены. Мама сказала, она больше не может, так она от меня устала, и упрекнула Ольгу: «Вот видишь!», и они ушли на кухню. А я легла и стала ждать, когда вы приедете, и заснула.