Фантом
Шрифт:
– Иди!
– сказал Баулин и погрузился в мрачные думы.
Потянулся нескончаемый, наполненный заботами рабочий день: нужно было сделать десятки, если не сотни, телефонных звонков, напоминая о себе уже хорошо знакомым людям, завязывая новые связи, - срочно нужно было что-то достать, кого-то куда-то устроить, кого-то от чего-то избавить, и так до бесконечности - хлопот хватало. А память у Антона Варфоломеевича была цепкая, необычная для его лет, книжек телефонных он почти не держал - все было в голове: номера, имена, кому что нужно...
В этой мелкой суете забывались
Валентина Сергеевна перемен в муже, вернувшемся, как и обычно, в половине седьмого, не нашла и заботливо порхала вокруг Баулина. Она по-своему любила его, а уж заботиться о мужнином семейном благополучии считала своим долгом. Несмотря на затянувшийся взрыв эмансипации и свою ученую степень кандидата искусствоведения, Валентина Сергеевна любила домашние хлопоты.
Отужинал Антон Варфоломеевич на этот раз с большим аппетитом, обласкав супругу теплым взглядом; уютно посидел у телевизора, с некоторой заминкой, тайком, проглотил маленькую таблеточку и заснул. Заснул, едва коснувшись головой подушки, как человек, даже и не имеющий понятия о бессоннице и считающий всех страдающих таковой просто-напросто чудаками. И тем не менее...
...очередь в приемной была человек на двадцать пять. Все сидели на своих стульчиках молчком. Дожидались.
Антон Варфоломеевич сидел прямо напротив двери с пугающей табличкой. В голове его никак не укладывалось, зачем он сюда попал, при каких обстоятельствах. Лишь повестка, подрагивающая в его руке, напоминала, что в очереди этой он не случайно.
Все сидели тихо, не поднимая голов. И все же боявшийся повернуться Антон Варфоломеевич краешком глаза успел отметить, что сидели все сплошь знакомые: рядом с ним сгорбился на стуле седовласый красавец профессор Тудомский, следом за ним - двое из ученого совета того же института, где работал и сам Баулин, за ними кое-кто из немаловажных административных работников, в свое время оказавших немалую помощь Антону Варфоломеевичу, и так далее. С другой стороны, отвернувшись от шефа, сидел Сашенька. И снова - все знакомые лица... Сашка, подлец, упорно не смотрел на Баулина, делая вид, будто не знаком с ним. Однако в очереди этой странной он выделялся. Выделялся тем, что между ног у него, под стулом, была зажата солидная крупноячеистая авоська, сплошь набитая бутылками коньяка "KB".
Тишина давила. А заговорить с кем-либо из сидящих Антон Варфоломеевич не смел, даже в глаза заглянуть не решался на этот раз каждый был сам по себе.
Наконец дверь медленно растворилась. И Антон Варфоломеевич увидел на пороге Иван Иваныча. Сердце в груди екнуло, провалилось вниз. Но не сам, изрядно позеленевший, сгорбленный, с руками, сложенными за спиной, Иван Иваныч поразил Баулина, нет. Почему-то больший страх на него навеяли две фигуры в ладно подогнанных костюмчиках, стоящие по бокам от Иван Иваныча. Впрочем, стояли они недолго.
"Увели!
– мелькнуло в горячечном мозгу.
– Самого Иван Иваныча! Что же?.." - Антон Варфоломеевич не успел додумать, как из-за двери раздался мягкий убаюкивающий тенорок:
– Следующий, проходите, пожалуйста.
Изменник Сашка сорвался с места и вместе со своей авоськой моментально исчез за дверью. Никто даже головы не повернул в его сторону, не проводил взглядом.
Но так же быстро, как вошел, Сашка и вышел обратно. Точнее вылетел, свалившись прямо под ноги Антону Варфоломеевичу. Вослед за ним вылетела авоська, на лету теряя свое содержимое.
Сашка вскочил на ноги, тут же упал вновь, но уже не на спину, а на колени, и принялся с невероятным проворством собирать раскатившиеся под стулья бутылки. Сидевшие брезгливо подбирали ноги, морщились. Но Сашка продолжал суетливо делать свое дело. Когда собрал бутылок пять-шесть, часть из которых уже была распихана по карманам, а другая бережно прижата к груди, Сашка опрометью бросился к двери в другом конце коридора. Через секунду послышались его торопливые удаляющиеся шажки по лестнице, а потом раздались дикий грохот и омерзительный дребезг бьющегося стекла.
Одну из бутылок Сашка все-таки не успел подобрать, и она теперь почивала под стулом у Антона Варфоломеевича. Стараясь делать это незаметно, Баулин пытался ногой откатить ее под стул соседа. Но посудина, видимо пользуясь неровностями пола, упорно возвращалась на свое место.
– Следующий!
– вновь пропел упоительный голосок.
Антон Варфоломеевич затаился. Но как раз в это самое время почувствовал внушительный толчок в бок - Тудомский на него не глядел, но выразительно оттопыренный локоть говорил сам за себя.
Баулин привстал, пытаясь унять дрожь в коленях. Огляделся по сторонам, будто ища поддержки. Не нашел - все каменно смотрели в пол.
– Антон Варфоломеевич?!
– сидящий обрадовался вошедшему Баулину, будто тот был его лучшим другом.
– Проходите, проходите, пожалуйста!
Перед Антоном Варфоломеевичем стоял невысокий, румяный, ладно скроенный человек. Он раздвигал руки в стороны, будто приноравливаясь обнять посетителя, но с места не сходил.
– Не беспокойтесь, любезный Антон Варфоломеич, формальность, чистая формальность. Вы, наверное, притомились, дожидаючись там, в коридоре. Простите уж нас - служба такая.
Человек вздохнул сокрушенно, даже глаза в сторону отвел.
– Да вы присаживайтесь, что ж стоять-то?!
Он уселся сам и достал из стола папку. Углубился в ее содержимое.
Антон Варфоломеевич не знал - радоваться ли ему такому приему, сокрушаться ли - нет ли подвоха? Но он присел на краешек стула, выражая своим видом внимание и готовность отвечать на все вопросы. Отвечать искренне, как на духу.
По мере того как человек изучал документы, лицо его все больше и больше мрачнело. Минут через десять он из радушного хозяина превратился в угрюмоусталого чиновника, обремененного однообразными и явно приевшимися ему делами.