Фантом
Шрифт:
– Найдем, все найдем!
Антон Варфоломеевич, не удивляющийся уже ничему, почувствовал коленями сырость, да и ладони стали скользить, расползаться по мокрому паркету - видно, матрос доконал-таки трубы.
Впрочем, к этому моменту все три экспроприатора были в гостиной. И если один был занят важным делом - рубкой баулинского паркета, то двое других подсобляли ему советами и прибаутками. Низенький солдатик пытался даже подковыривать пол сбоку длинным штыком. Вода прибывала.
Наконец вложивший всю мощь тела в последний, решающий удар окопник пробил перекрытие
– Подпол знатный, - пробурчал вытащенный глубокомысленно.
Вода лилась в дыру, увлекая туда же обрывки обоев и мелкую кухонную утварь.
Антон Варфоломеевич, как был на четвереньках, подполз к дыре, заглянул в нее. В полумраке подземелья - а вовсе не квартиры нижних жильцов, как думалось поначалу Баулину, засверкали бриллианты и изумруды, монеты царской чеканки с бородатым профилем, запереливались отблесками груды диковинных украшений, кое-где тусклыми воронеными стволами чуть посвечивали пулеметы "максимы", винтовки...
– Что и требовалось доказать, - прозвучало над ухом.
– А ну, встать, контра!
– Отбегался, паразит, - добавил окопник, подбирая винтовку и наставляя ее на Баулина.
А низенький лишь сбросил в дыру авоську и пакет, как бы присовокупляя их содержимое к хранящимся там награбленным у трудового люда богатствам.
Антона Варфоломеевича поставили к стене, прямо под картиной голландских мастеров восемнадцатого века, на которую почему-то никто из экспроприаторов не обратил внимания. Матрос вытащил знакомый уже Баулину "мандат", перевернул его другой стороной и стал зачитывать текст. Стволы винтовок медленно поднимались, Антон Варфоломеевич думал со странной покорностью, что он помрет еще до того, как грянут выстрелы, а вода струилась, журчала, стекала в искромсанный широкий зев.
– ...как врага и подлого наймита! Обжалованию не подлежит!
– заключил матрос. И поднял вверх руку с маузером.
В эту минуту из коридора послышалось бурчание, и в комнату вошел человек в черной кожаной куртке и в пенсне. Он морщился и разводил руками, ступая осторожно, высоко поднимая ноги, хотя воды в комнате было разлито равномерно - по щиколотку.
– Отставить, - сказал он устало.
– Ну нельзя же так, товарищи. Ведь суда еще не было. Вы же знаете, должен быть суд, а потом и к стенке уже, чтоб по правилам.
– А я б эту кулацкую рожу в нужнике утопил!
– сказал низенький зло.
– Утопим, - согласился кожаный, - после суда, непременно утопим.
Антон Варфоломеевич стоял на коленях, молитвенно сложа руки на груди, и пожирал кожаного глазами, в которых были и восторг и благоговение. Это было его спасение!
– Запротоколируйте!
– сказал человек в кожанке окопнику.
Тот достал из кармана огрызок карандаша, принялся мусолить его, приговаривая:
– А я б контру, паразита мировой буржуазии, своими руками придушил! Чего с имя рассусоливать?!
– Конечно, придушим, - согласился и с ним кожаный, - сразу после суда возьмем да и придушим. А теперь пора, товарищи!
Он решительным шагом подошел к краю дыры и без промедления сиганул в нее. Следом попрыгали и остальные. Окопник не утерпел и перед самым прыжком обернулбя, погрозил Антону Варфоомеевичу пальцем.
– До свиданьица, гнида!
– проговорил он и тут же исчез.
Дыра на глазах начала зарастать новеньким блестящим паркетом, пока не исчезла совсем. Баулин прошел в ванную - трубы были искорежены, как после землетрясения. Он сунул ради любопытства палец в отверстие одной из них - оттуда выпал самый настоящий желтенький луидор, следом посыпалась посверкивающая алмазно-прозрачная мелочь.
Нет, все-таки сон, решил про себя Баулин. Он был почти счастлив. Но в голове стучало с прежней назойливостью: надо прятать, срочно, пока не поздно!
В коридоре подсохло. Обрывки обоев сами собой приклеились на прежние места. Лишь мерцал холодным светом оброненный окопником в углу граненый штык да хрустели под ногами щепки.
Антон Варфоломеевич подошел к раскрытому на кухне окну и впервые в жизни, глядя куда-то вверх, в поднебесные темные выси, размашисто и истово перекрестился.
На следующий день Антон Варфоломеевич на службу не пошел. Едва поднявшись с постели в половине десятого, когда жена уже упорхнула на работу, он потянулся к телефону. Руки не слушались, трубка пыталась выскользнуть из ладони, номерной диск не поддавался, да и сам телефон все норовил сползти со столика. "У-у! Поганые эргономисты!" - выругался вслух Антон Варфоломеевич, имея в виду конструкторов аппарата, занимавшихся удобством его использования. И на самом деле - для того чтобы набрать номер, постоянно приходилось придерживать телефон другой рукой.
– Сашка? Ты?!
– Вас слушают, - ответствовал Сашка, явно не узнавая осипшего шефа.
– Оглох, что ли?!
– Антон Варфоломеевич не на шутку разъярился.
– Что с директором?
– Антон Варфоломеевич?
– Сашенька залебезил.
– А я вас и не признал, счастливым будете, с добрым утречком вас, - тараторил он, - как здоровьечко?
– Да ты умолкнешь?! Что там, спрашиваю, отвечай, преда...
– сон еще крепко сидел в памяти Баулина, но все же он вовремя осекся.
– Все понял, - бодро ответил порученец, хотя ничего-то он ровным счетом не понимал, - новостей нету. Нестеренко этого тоже пока нет. Ждем к вечеру, может - завтра с утра. А отчетик наш готов почти, последние бабки подбиваем, в общем, слепили на славу.
– А ну его к черту!
– В голове Баулина гудело.
– Что еще?
– Все!
– твердо заявило доверенное лицо.
– Тогда лады. Сегодня меня не ждите, буду дома работать. Вот теперь и у меня все.
Антон Варфоломеевич бросил трубку, отчего телефон наконец слетел с тумбочки, но, к счастью, застрял между нею и стенкой, обитой небесно-голубым шелком, и тут же отчаянно заверещал. У Баулина все внутри перевернулось, содрогнулось в приступе раздражительности. Он вновь схватил трубку, чертыхаясь и пытаясь вытащить непокорный аппарат из щели.