Фантом
Шрифт:
– Прошло уже две недели, как вы в лагере. Мы пока вас держали на обычных работах, чтобы не возникло никаких подозрений о вашей особой миссии.
Но, на днях, мы вас перебросим на другой объект. Там будет тот, кто вам нужен – писатель Щедров. Вы помните свою задачу? Вы должны сделать все, чтобы он доверял вам…
Стояли уже робкие весенние деньки, когда вокруг журчала, звенела талая вода, и природа бережно, и нежно просыпалась ото сна.
Меня и еще нескольких зэков откомандировали в бригаду, которая ехала расчищать теплотрассу ремонта.
Прибыв
Я присоединился к работающим, как вдруг среди зэков стал гулять удивленный шепоток. Они поглядывали куда-то в сторону.
Посмотрел туда и я. И вот, что увидел. Неподалеку находилась полуразрушенная невысокая башня. На ней сидел человек в одежде заключенного, с блокнотом в руках.
Он внимательно смотрел перед собою в небо, с краю покрытое пепельными тучами, и что-то записывал.
Стоящие вертухаи воспринимали эти наблюдательные действия человека, как должное, привычное, и лишь один из них, спустя время, проявил волнение.
– Эй, спускайтесь, хватит!
– велел он и для острастки щелкнул оружием.
– Сию минуту - прозвучал ответ, и с башни по лесенке спустился ловкий и подвижный, чуть выше среднего роста человек с небольшой клиновидной бородкой.
Ему было лет за пятьдесят. В фигуре его было что-то военное. В его широких плечах и налитом теле чувствовалась большая физическая сила.
Казалось, что здесь к его манере поведения уже привыкли.
Он что-то спокойно объяснил охране и направился к нам. Молча взяв кирку, он начал интенсивно долбить еще мерзлый грунт, и казалось, что эта работа не доставляла ему особых усилий, что земля сама разлеталась в стороны, при соприкосновении с его орудием.
Это и был писатель и ученый Рихард Константинович Щедров.
Общеизвестно как тяжела, а порою просто невыносима жизнь в лагере. И охрана, и лагерное начальство, и уголовники так и норовили поиздеваться над политическими, всячески их унизить, выбить их них дух противоречия, непокорности. Мне об этом писать не хочется, об этом очень неприятно писать, хотя все мы ощутили на себе жестокость этой жизни.
Но многое из того, что сказано выше, менее всего касалось Щедрова.
Этот серьезный, очень сдержанный человек одинаково уважительно и ровно общался со всеми, и даже самые наглые, жестокие мерзавцы останавливались под взглядом его миндалевидных глаз на широкоскулом, почти монгольском лице. От всей его фигуры веяло добротой и ясностью, мудростью и простотой.
От него будто исходило сияние, которое ослепляло каждого, кто хотел занести над ним руку.
Держался Щедров практически со всеми ровно и дружелюбно, но одновременно, независимо, был, как говорится, сам по себе.
Я не решался подойти к нему близко и познакомиться, а он бывало окидывал меня внимательным взором, словно приглядывался, мог приветливо улыбнуться, но не заговаривал.
Сблизились мы после одного происшествия.
Нас отправили трудиться на отдаленный участок покинутого города, путь к которому лежал через бурелом и болото. Видимо ранее здесь была речушка, но теперь местность заболотилась, и только маленький деревянный мостик вел с одного берега на другой.
И один из переходов мостика, от опоры до опоры, возьми, да и подломись под моими ногами! Наверное, доски сгнили из-за дождей и снегов.
Я оказался по пояс в трясине, и она мгновенно засасывала меня.
Первым подскочил на помощь именно Щедров! Он протянул мне свою кирку и могучими рывками стал вытаскивать из вязкой жижи.
Вечером, после работы, я подошел к нему. Он держал в руке маленькую книжицу, тут же захлопнул ее и улыбнулся.
– Спасибо вам большое, - искренне сказал я ему.
– За что? – улыбнулся он.
– Еще немного, и я бы погиб!
– Ну, что вы, я просто выполнил свой долг, - сказал он. – А разве вы не сделали бы этого, случись подобное с мной?
Я кивнул и представился. Он назвал себя и стоял, помалкивая, поглядывая на меня, продолжая дружелюбно улыбаться.
Чтобы как-то заполнить паузу, я спросил:
– Вы не курите?
Сам не знаю, зачем я задал этот нелепый вопрос.
– Нет, я никогда не курил. А вы судя по всему начали?
– Начал здесь, в лагере. Потому, что перекуры.
Он вновь улыбнулся одними уголками губ.
– Ну вот, значит вы курите, а я вот предпочитаю читать.
И он протянул маленькую книжицу в синеватой обложке. На ней значилось:
Гете «Фауст».
– Не читали?
– Название знакомое. Честно говоря, не помню…
– Если не помните, забыли – перечитайте! Очень глубокое произведение. И вообще, я советую вам использовать любую возможность, чтобы читать, пополнять свои знания, а самое главное – облегчать душу! Ведь часто книга рождает отклик в душе и служит целебным, драгоценным бальзамом.
– Но откуда вы книги берете? – спросил я немного удивленно.
– А здесь неплохая библиотека. Благодарю бога, что здесь начальником лагеря человек - достаточно образованный. И когда разбирали старую библиотеку в брошенном городе, он послушал моего совета и книги не сжег, а приказал привезти сюда и сложить в коморке. Есть очень редкие издания.
И увлекшись, Щедров стал называть мне книги, названия которых, спустя много лет, я конечно не помню.
Эта недолгая беседа позволила нам сблизиться и часто проводить вечера вместе. И даже во время каждодневных обязательных работ он находил время подойти ко мне и поговорить. Охрана особенно не препятствовала этому – лишь бы это не бросалось в глаза и не было слишком долго. Наверное, она была предупреждена насчет моего задания.
Удивительно, как много замечал этот человек.
Его восторг перед миром казалось не имел предела! Он восторгался травинкой, кустиком, озером, облаками, птицами…. Даже в ежедневном тяжком труде он находил моральное удовлетворение и смысл.