Фантом
Шрифт:
Цуйка, действительно, оказалась совсем не такой, как они пробовали с Димой – густая, маслянистая, она обволакивала горло, но потом обжигала желудок и ударяла в голову.
– Ну, как? – спросила Виолетта. Хори тоже наблюдал за Ирой с интересом.
Ира несколько раз схватила воздух и поспешно сунула рот несколько стручков фасоли.
– Крепко, – она перевела дыхание, – а чего-нибудь полегче у вас нет? – она выразительно посмотрела на бар, – там, например.
Виолетта перевела ее слова Хори, и они оба расхохотались.
– Это… как это сказать, муляж. Они пустые. Откуда здесь такие напитки? Это для красоты.
– Прямо здесь?
– Конечно. А чем же, по-твоему, они питаются? Они в город не ездят. У них свое мясо, свои овощи, своя цуйка.
– А что это за хлеб?
– Это не хлеб, это – мамалыга. Нас ведь весь мир зовет «мамалыжниками». Попробуй, пока горячая. Когда остынет, ее есть невозможно. Ешь.
После цуйки Ира почувствовала себя более уверенно и с удовольствием вгрызлась в кусок сочного мяса. Ее нисколько не смущало, что жир течет по рукам, что за столом нет салфеток – так ели все, и это было весело.
Виолетта, действительно, оказалась классной переводчицей – она так незаметно умудрялась переводить ключевые фразы, что успевала держать Иру в курсе всех разговоров, и при этом, есть, пить и общаться с остальными. Делалось это так ненавязчиво, что после третьей рюмки Ире, внимательно слушавшей чужой язык и постепенно привыкавшей к его звучанию, стало казаться, что она уже все понимает сама. Она даже стала спрашивать значения отдельных слов и пыталась, пусть односложно, но участвовать в общей беседе. Всем это очень импонировало, и постепенно внимание опять переместилось на нее. Вот тут Виолетте пришлось сложнее, потому что Ира начала рассказывать про Алтай, про пещеры, и, наконец, перешла на анекдоты.
Нику сменил кассету на более танцевальную и ушел. Джорджи тут же увлек танцевать Виолетту, Андрей – Лючию. Ира осталась в компании Хори и Оаны, и тут же поняла, что явно погорячилась со своим пониманием языка. Хори начал что-то говорить, и поскольку тон был очень доброжелательный, даже нежный, она периодически кивала, не имея ни малейшего представления, о чем идет речь; и смотрела при этом на сидевшую напротив Оану. Ира сама не понимала, что ее так привлекает в ней. Наверное, глаза – такие черные, будто радужная оболочка отсутствовала вовсе, а остался только один огромный зрачок. За весь вечер эти глаза ни разу не улыбнулись (вместе со всеми смеялись губы, а глаза оставались печальными и задумчивыми).
…Наверное, она очень устает одна с таким огромным хозяйством, – подумала Ира, – ей бы сейчас поспать, а она вынуждена сидеть с гостями, – улыбнулась ей и слегка прикрыла глаза, желая показать, как понимает хозяйку. Уголки губ Оаны чуть поднялись, потом она резко показала пальцем сначала на Иру, потом на себя. Ира не поняла этого жеста. Она хотела переспросить (наверное, тоже жестом), но Хори взял Иру за руку и продолжая что-то рассказывать, повел танцевать.
Сделав несколько шагов, Ира оглянулась. Оана сидела одна, подперев голову рукой, и задумчиво смотрела ей вслед. Ире показалось, что по этому взгляду протягивается тоненькая, но прочная нить. Нет, это не нить, это – луч, по которому из тебя будто что-то уходит. Зато потом… потом… не можешь оторваться, и хочется еще и еще… Чего «еще»?
Танцевали они слишком медленно. Ира склонила голову на широкую грудь Хори и смотрела, как медленно переступают его ноги в высоких горных ботинках; казалось, если он топнет чуть сильнее, то все строение закачается и начнет рассыпаться.
Тут Ира поймала себя на мысли, что хочет снова заглянуть в глаза Оане – это, как прыжок в прорубь, когда тебя обжигает, а потом заскакиваешь в натопленную баню, и чувствуешь себя родившейся заново. Подняла голову, но за столом уже никого не было, зато почувствовала, как руки Хори сильнее сжали ее плечи. Повернула голову – он, ласково улыбаясь, смотрел на нее сверху вниз. Все уже вернулись к столу, только они вдвоем продолжали топтаться посреди зала.
– Виолетта, – сказала Ира, когда Хори, наконец, вернул ее на место, – скажи Хори спасибо, и еще – мне очень понравилось с ним танцевать. (Это было не совсем правдой, но она поняла, что должна оказывать ответные знаки внимания, иначе останется в полной изоляции, учитывая, что Андрей исчез вместе с Лючией).
Виолетта перевела. Хори улыбнулся и погладил ее руку.
– Учи язык, – сказала Виолетта, – «спасибо» – «mulzumesc».
Ира постаралась запомнить это длинное слово, ведь пользоваться им можно постоянно.
Снова выпили, и так как все устали за день, веселье пошло на убыль. …И зачем, собственно, я сюда приехала? – подумала Ира, – кто мне будет здесь помогать, если даже Андрей занимается своей любовью?.. Попьем, поедим еще денек, и поедем обратно… А что делать? Рассказать все Виолетте?.. Это вариант – может, ее заинтересует судьба соотечественника… но все-таки неплохо бы сначала переговорить с Андреем. Он же обещал помочь. Он не Дима, он не может меня бросить…
Снова наполнили рюмки, но пить уже не хотелось. В голове и так шумело, однако Хори предложил тост за русскую гостью, и отказаться стало невозможно. Ира почувствовала, что от духоты и такого крепкого напитка ей сейчас станет дурно.
– Я выйду на улицу, – прошептала она Виолетте на ухо.
– Почему?
– Что-то меня мутит.
– Тебя проводить?
– Нет-нет, – поспешно воскликнула Ира – помня ее бесцеремонность, она подумала: …Не хватало еще, чтоб она стояла и смотрела, как я блюю!.. Ира нетвердо встала (Хори попытался подняться следом, но Виолетта удержала его); вышла в холл. Камин почти догорел, потому что никто не следил за ним. С трудом приоткрыла дверь на улицу, и сразу в лицо ударил свежий холодный воздух. Ира с жадностью вдохнула его – это было как раз то, чего ей сейчас не хватало. Высунулась наружу и дышала-дышала…
Ветер стих, и снег падал почти отвесно – падал так густо, что, казалось, вокруг нет ничего, кроме бесконечной череды белых хлопьев.
– Тебе надо помогать? – услышала она голос сзади.
– Нет, спасибо. Мне лучше, – вдруг Ира поняла, что голос не принадлежал Виолетте; обернулась – перед ней стояла Оана.
– Ты приехала, чтобы я тебе помогать, – произнесла она без вопросительных интонаций.
– Ты говоришь по-русски? – удивилась Ира.
– Я учила в школе.
– А разве у вас в школах учат русский?