Фантомас
Шрифт:
Поэтому все с нетерпением ждали, когда показания начнет давать леди Белтхем, надеясь, что она прольет свет на загадочное поведение обвиняемого.
Наконец она появились – смертельно бледная, в черном платье до пят. Траурный цвет одежды только подчеркивал ее красоту и очарование.
Судебный секретарь проводил ее к полукруглому барьеру, где свидетели дают показания. Леди Белтхем оказалась лицом к лицу с судьями. Председатель суда встал и торжественно произнес:
– Мадам, прошу вас снять перчатки и положить руку на Библию.
После того, как молодая женщина подчинилась, он привел ее к присяге:
– Клянетесь ли вы говорить правду, только правду и ничего, кроме правды? Клянетесь ли вы говорить без ненависти и страха?
Леди Белтхем молчала. Секретарь суда легонько подтолкнул ее:
– Отвечайте же, мадам!
Женщина чуть слышно сказала:
– Клянусь.
Несмотря на то, что голос ее слегка дрожал, он прозвучал ясно и мелодично.
Увидев неподдельное волнение молодой леди, председательствующий смягчил суровый тон, которым он обычно разговаривал со свидетелями:
– Успокойтесь, мадам, никто не хочет вам зла. Мне очень жаль заставлять вас исполнять столь неприятные обязанности, но этого требуют интересы правосудия… Итак – вы действительно леди Белтхем, – вдова лорда Белтхема, по национальности англичанка, проживаете в Париже в особняке на улице Нейи?
– Да.
– Не будете ли вы так любезны, мадам, повернуться и сказать – узнаете ли вы человека, сидящего на скамье подсудимых?
Леди Белтхем медленно повернулась и, бросив взгляд на Гарна, ответила:
– Да, господин председатель. Я его знаю. Это тот, кто называет себя Гарном.
– Отлично, мадам. Не могли бы вы нам объяснить, где вы познакомились.
– Когда мой муж воевал в Трансваале, ваша честь, этот человек тоже был там. Он был сержантом регулярной армии. Я встретилась с ним, когда приехала вслед за мужем.
– И вы были близко знакомы?
– О нет, господин председатель, в Трансваале мы встречались совсем нечасто. Я едва знала его по имени, да и то случайно – услышала во время боя. Естественно, наше с мужем положение никак не способствовало близкому знакомству с простым сержантом.
Председатель усмехнулся:
– Что ж, это понятно. В армии должна быть субординация. Ну, а после кампании вы продолжали видеться?
– Да, ваша честь, мы встретились на корабле по пути на родину. Плыли одним рейсом.
– И вы часто встречались?
– Да нет. Мы ехали первым классом, а он, конечно, вторым. Мы встретились случайно, когда проходили по второй палубе. Муж его узнал.
– Итак, отношения между вашим мужем и обвиняемым были, как говорится, шапочными?
– Не могу сказать, ваша честь. По крайней мере, у меня с ним были именно такие отношения. Впрочем, я знаю, что мой муж иногда прибегал к услугам Гарна для выполнения каких-то поручений.
Председатель покивал:
– Хорошо, мадам, мы к этому еще вернемся чуть позже. А теперь будьте так добры объяснить нам одну деталь: если бы вы встретили обвиняемого на улице несколько месяцев назад, вы бы его узнали?
– Наверняка, нет, – решительно ответила леди Белтхем. – И доказательством можно считать то, что в день его ареста я несколько минут говорила с ним, не подозревая, что этот оборванец и есть Гарн, которого полиция разыскивает по подозрению в убийстве моего несчастного мужа.
Председатель продолжал:
– Прошу меня простить, мадам, за несколько, гм… некорректный вопрос. И считаю своим долгом напомнить, что вы поклялись говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.
Он помолчал, затем спросил:
– Итак, мадам, любили ли вы вашего мужа?
Леди Белтхем вздрогнула и надолго замолчала. Губы ее беззвучно шевелились.
– Лорд Белтхем был намного старше меня… – наконец проговорила она. И, почувствовав, как двусмысленно прозвучали эти слова, поспешно добавила:
– Но, конечно, я испытывала к нему искреннюю привязанность и самое глубокое уважение.
На губах председателя суда появилась скептическая усмешка. Он выразительно посмотрел на коллег, привлекая их внимание к последним словам свидетельницы. Потом снова обратился к ней:
– Знаете ли вы, почему я задаю вам этот вопрос?
– Нет, ваша честь.
– Видите ли, до нас доходят настойчивые слухи, что обвиняемый был сильно вами увлечен. Итак, это правда?
Задавая последний вопрос, председатель сверлил женщину пронзительным взглядом. Та опустила голову и произнесла чуть слышно:
– Это ложь, ваша честь.
Тут Гарн, сидевший с каменным лицом, вдруг встал, скрестил руки на груди и, обращаясь к присяжным, сказал:
– Я заявляю перед всеми, что не испытываю к леди Белтхем ничего, кроме самого глубокого уважения! И считаю, что французскому правосудию не пристало верить слухам, которые распространяют гнусные лжецы. Да, я убил лорда Белтхема и признаюсь в этом. Но я не собирался бросать тень ни на его доброе имя, ни на имя его жены! По отношению к этой женщине я всегда был не более, чем простой сержант, случайный знакомый.
Председатель резко прервал его:
– Тогда объясните вразумительно, почему вы убили вашу жертву, если питали к ней такое уважение?
Гарн устало опустился на место:
– Ну я же столько раз говорил, господин председатель… Деньги! Леди Белтхем тут вовсе ни при чем. У нас с ее мужем были кое-какие дела, и как-то мне показалось, что он мне не доплачивает. Я позвонил ему, и он пришел ко мне домой. Мы заговорили о финансовых проблемах, и разговор перешел в ссору. Мы оба так рассвирепели, что бросились друг на друга. Это было какое-то безумие…