Фантомная боль
Шрифт:
Проснулся я от телефонного звонка. Оживленный голос в трубке спросил:
— Вы остаетесь еще на одну ночь?
Я попытался сообразить, который час. На телевизоре стояли часы. Оказалось, что уже полпервого дня.
— Да, мы останемся еще на одну ночь, — ответил я и положил трубку.
Ребекка сидела, выпрямившись, и смотрела на меня. Должно быть, она проснулась уже некоторое время назад.
— Хорошо поспала? — спросил я.
Она кивнула и тоже спросила:
— Ты
— О чем? — удивился я.
— О том, что ты здесь сейчас со мной в номере.
Я выглянул в окно. Дождь прекратился, но облака висели по-прежнему низко. Набережная производила безотрадное впечатление.
— Жалею, не жалею. Да нет, о чем же?
— Ну, что ты сейчас видишь меня перед собой.
Десять дней назад один из пациентов моей жены швырнул стулом в социального работника. Социального работника отвезли в больницу. В стационаре завязалась настоящая драка, после того как на этого пациента набросилось сразу четыре охранника. Моя жена поясняла:
— Агрессию со стороны пациентов никогда нельзя воспринимать на свой счет, иначе долго не протянешь. Нам, врачам, приходится сдерживать очень серьезную агрессию. Один из пациентов, например, считает меня чертихой.
— Я иногда тоже так считаю, — сказал я. — На твоем месте я надевал бы шлем, уходя на работу.
— От кого, от кого, а уж от него я этого никак не ожидала, — вздохнула моя жена.
В эту минуту в номере гостиницы при казино «Бэйлиз» меня вдруг тоже охватило неудержимое желание швыряться стульями, срывать со стен картины, ломать и крушить их. В номере висели две картины, на одной был пейзаж, на другой — птица. И пусть потом никто не воспринимает это на свой счет. Так и скажу администрации гостиницы, чтобы они ни в коем случае не воспринимали это на свой счет.
— У меня осталось двенадцать долларов и шестьдесят четыре цента, — объявила Ребекка.
Она по-прежнему сидела, выпрямившись в постели, с таким видом, словно мы с ней уже года три как были помолвлены.
— Что ж, на некоторое время тебе этого хватит.
Я хотел распроститься с жизнью, которую вел в последние пять лет, — как прощаешься с курортным местом, в которое слишком часто ездил. Только я не знал, как это сделать.
Я сходил в ванную по нужде, затем повесил на входную дверь табличку «Просьба не беспокоить».
Примерно два месяца назад я купил новые книжные стеллажи — выложил за это чудовище несколько сотен долларов. Стопки книг, прислоненные к стенам, достигли такой непомерной высоты, что все время обваливались. Сказочная Принцесса решила, что пора с этим кончать.
Ребекка стояла у окна в больших белых трусах. Сейчас они показались мне до ужаса старомодными, вчера я как-то не обратил на это внимания. Ребекка дергала за раму.
— Оно не открывается, — сказал я.
— Почему?
— Потому что иначе люди станут прыгать. А в казино не любят прыгунов. Мы можем включить кондиционер, если тебе жарко.
— Не надо. А ты знаешь, кто мой кумир?
— Не знаю, а кто?
— Мата Хари.
— Мата Хари…
Она продолжала дергать за раму, поэтому я сказал:
— Администрация гостиниц предпочитает, чтобы постояльцы не кончали жизнь самоубийством.
— Я хотела быть похожей на Мата Хари. Из-за нее я пошла учиться.
— Это как это?
— Ну, сначала я чистила лошадей и глотала одну за другой книжки про Мата Хари, но потом стала изучать историю, чтобы побольше про нее узнать.
— И?..
Сидя на кровати, я смотрел на женщину, которой захотелось стать второй Мата Хари наших дней.
— Оказалось, что мои преподаватели ничего не знают о Мата Хари. Подобно ей, я впитывала в себя благородные свойства мужчин, потому что так всегда поступала Мата Хари.
— Благородные свойства… — повторил я.
Я встал с кровати и подошел к окну. В эту минуту я понял, что дороги назад не бывает и что раз уж ты однажды решила быть похожей на Мата Хари, остается только продолжать в том же духе.
— Мата Хари была гением, — сказала Ребекка.
— А у тебя много родни? — спросил я.
— Да так, кое-кто есть. А у тебя?
— Моя мать, еще собака матери, правда, она недавно сдохла из-за огуречных очистков.
— Как грустно…
Она села на свою кровать.
Моя жизнь все больше походила на приморскую деревушку, не лишенную привлекательности, но изученную до последнего булыжника мостовой, до последней дюны, на которую я карабкался уже бессчетное количество раз. Разумеется, я сам создал эту деревушку, но от этого желание с ней расстаться было не менее страстным.
— Почему ты хочешь бросить писать? — однажды спросила меня жена.
— Видишь ли, — ответил я, — когда ты порождаешь дебилов, даунов, девочек с двумя головами, сиамских близнецов, то в один прекрасный день тебе это может надоесть.
— А разве ты считаешь свои книги чем-то вроде сиамских близнецов, девочек с двумя головами и даунов?
— Сам я, конечно, никогда бы в этом не признался, но если честно, то да, порой мне так кажется.
— У тебя есть любовница? — спросила Ребекка.
От ее вопроса я несколько опешил. Я никак не ожидал, что она вдруг задаст такой вопрос, произнесет такое слово.
— Платоническая, — ответил я.
— Платоническая… Платоническая любовница?
Она засмеялась, захохотала как сумасшедшая, брызги полетели у нее изо рта. Такой я ее еще не видел.
— Это как безалкогольное пиво, что ли?
Ребекка подошла ко мне вплотную. Я почувствовал запах у нее изо рта — так пахнет от людей, которые курят, пьют, спят, а в перерывах жуют луковые чипсы.