Фарамунд
Шрифт:
О Фарамунде вести доходили редко, с большими перерывами. Считалось, что зимой весь мир забивается в норы, терпеливо дожидается весны, а потом так же терпеливо ждет, когда подсохнет непролазная грязь, чтобы войска не тонули в распутице. Однако Фарамунд, пользуясь морозами, неожиданно провел свое многочисленное войско через считавшиеся непроходимыми болота, обрушился на неготовые к обороне города южной Галлии.
Его войска с легкостью сокрушили отдельные гарнизоны федератов Рима. Затем наступила весна, дороги стали непроходимыми.
Брунгильда покачнулась от неожиданности. И хотя понимала, что однажды Фарамунд вернется, хотя ждала даже в самую лютые вьюжные ночи, все же слова гонца заставили сердце забиться, как птичку, неожиданно заброшенную в тесную клетку.
Через неделю по ту сторону городских стен затрубили трубы. В ответ на городской башне ударили в набат. Брунгильда прислушалась, кровь бросилась в лицо. Медные звуки тяжело поплыли во влажном воздухе. Приближаются не враги, сообщал колокол, едут свои. Много. Идет... да, возвращается сам рекс!
Брунгильда охнула, метнулась к зеркалу. Из широкой отполированной поверхности на нее смотрела слегка бледная молодая женщина ослепительной красоты. Брунгильда попробовала улыбнуться своему отражению, и словно молния блеснула в комнате, разом осветив блеском ровных зубов. Пухлые безукоризненно изогнутые губы сами собой раздвинулись в улыбке, молния зубов заблистала еще ярче.
По всему дворцу челядь таскала из подвалов окорока, ветчину, колбасы, выкатывали бочки с вином, резали птицу, повара спешно разжигали огни. У коновязи не помещались кони, остальных увели в конюшню.
Брунгильда с бьющимся сердцем прошла прямым переходом между башнями. Страж у дверей почтительно стукнул древком копья в пол, отступил от дверей. Ей почудилось в его глазах удивление. Все знают, вспомнила она. Весь дворец... да что там дворец, весь город наверняка знает, что вместо нее на ложе рекса ходит ее служанка. Люди посплетничать любят, просто обожают. А кто с кем делит ложе — самая лучшая тема для пересудов.
Она повела бровью на стража перед дверью в покои рекса, тот откровенно пялится, от восторга раскрыл рот. Брунгильда толкнула дверь, в Риме любой мужчина догадался бы открыть перед женщиной, шагнул в зал. В дальнем конце, прямо перед окном, мужчина шумно плескался над тазом, а второй поливал ему из кувшина. От воды шел пар.
Брунгильда остановилась, решимость мигом улетучилась. Солнечные лучи падали на плечи и грудь рекса, каждая мышца блестела выпукло и красиво. Насколько же он огромен, силен! Ей показалось, что снова чувствует идущий к ней от его могучего тела сухой жар, от которого сердце начинает колотиться чаще, дыхание останавливается, а ноги становятся ватными.
Мужчина обернулся, все лицо его было в мелких капельках.
— А, — проговорил он, — моя царственная супруга пришла полюбопытствовать...
Сердце ее колотилось так шумно, что она едва расслышала его слова, но не поняла, звучала ли в них издевка, или же нечто, что ей так хотелось услышать?
— Здравствуйте, мой супруг, — ответила она как можно ровнее. — Я рада, что вы вернулись благополучно, завоевав так много земель. Я просто зашла узнать, не нужно ли вам чего-либо?
— Спасибо, — ответил он. Ей почудилась в его сильном голосе грустная нотка. — Но я уже привык это «чего-либо» получать от других.
Она слегка поклонилась:
— Вас чтут, мой великий супруг. Потому и готовы вам предоставить даже больше, чем «что-либо».
— Да, — согласился он. — Мне кажется, что за исключением одного-двух человек, остальные все ко мне расположены.
Оруженосец подал широкое полотенце. Фарамунд растирался быстро, брызги летели, как с большого лохматого пса после купания. Она не могла оторвать взгляда от могучих рук, когда заводил их за голову, растирая спину. Груды мышц вздувались, перекатывались под загорелой кожей, играли, широчайшие пластины груди выглядели как выкованные из темной меди латы римского легионера.
В нижнем зале бушевал пир. Слуги сбивались с ног, бочки с вином подкатывали прямо к столам, а жареных кабанов, оленей и зайцев несли вереницей.
Брунгильда сама распоряжалась, когда и что подавать, ее кресло рядом с Фарамундом долго оставалось пустым. Однако он, похоже, этого не заметил. По крайней мере, разговаривал со своими военачальниками, смеялся, его рука с зажатым в пальцах кубком часто выстреливала на середину стола. Со всех сторон тут же тянулись другие кубки, раздавался звон дорогого металла, вино плескало на стол, все смеялись, орали, пели.
Потом она, не дождавшись, когда ее позовут, сама пришла и заняла свое место. Фарамунд проявил несвойственную ему любезность, сам налил ей вина.
Сама, промелькнула у нее мысль. Все надо самой. Не ждать, пока позовут...
— Я вижу, — услышала она голос Фарамунда, — что город в надежных руках. Люди не только сами сыты... но и нам кое-что перепало.
Брунгильда позволила себе слегка улыбнуться, но так, чтобы ее удивительно ровные и белые зубы все же блеснули в узкую щелочку.
— Спасибо, — ответила она музыкальным голосом. — За оценку спасибо. Но на этих богатых землях трудно быть бедными.
— Другие же ухитряются, — ответил он.
О чем мы говорим, подумала она смятенно. Как будто стоим на разных сторонах пропасти!
Поздно вечером, когда Фарамунд поднялся из-за стола, Брунгильда поспешно выскользнула следом. В людской пусто, все девушки прислуживают за столом, только одна Клотильда склонилась над вышивкой.
Светильник освещал ее румяное лицо, что после родов заметно похорошело. На стук двери она подняла голову. Брунгильда увидела в глазах служанки тщательно упрятанное торжество.