Фараон
Шрифт:
Когда Аттерик покинул Луксор в начале своего конфликта с Гуротасом и Рамзесом и двинулся вниз по Нилу к дельте, чтобы захватить крепость Абу-Наскос, он лишил Луксор большей части его колесниц и лучников. Он оставил только то вооружение, которое считал необходимым генералу Панмаси для подавления и покорения города в его отсутствие. Их вместе с колесницами, которые дал нам Царь Гуротас, когда мы покидали Абу-Наскос, было в общей сложности 111.
Тогда это были все средства передвижения, которые были доступны нам сейчас для штурма огромного и неприступного замка Аттерика Гадака с его сотнями тысяч диких обитателей. В ту ночь я сидел с царицей Серреной Клеопатрой Рамсес на стенах Луксора, у одного из сторожевых костров, и ел твердый сыр, который мы жарили на длинных шампурах, пока он не стал жидким. Затем мы запили его красным вином, которое подогрели на том же огне.
‘Значит, ты считаешь, что я слегка помешался?- Спросил я Ее Величество.
‘Я этого не говорила, Тата.- Она чопорно покачала головой. ‘Я сказала, что, по-моему, ты совершенно сошел с ума!’
‘Ты так говоришь только потому, что я передумал?’
– Нет, я говорю так потому, что только сумасшедший может напасть на неприступную крепость с сотней колесниц и без всякого осадного снаряжения.’
‘Тебе не обязательно идти со мной, - заметил я.
‘О, я ни за что не пропущу это.- Она улыбнулась.
– Возможно, у тебя все получится. Тогда я никогда себе этого не прощу.’
На следующее утро мы выехали из Луксора еще затемно. Нам потребовалось три дня тяжелой езды, чтобы добраться до края большой рифтовой долины, которая спускалась к берегам Красного моря, на полпути к центру Земли. У нас был великолепный вид на море, которое на самом деле грязно-голубого цвета. Оно ограничено с восточной стороны черными как смоль пляжами, что может быть причиной того, что его называют Красным морем. Вы будете поражены, насколько извращенными и глупыми могут быть обычные люди.
Напоив лошадей и накормив их из носовых сумок, мы двинулись вниз по склону. Однако не успели мы спуститься и на полпути, как увидели двух всадников, поднимавшихся по крутой тропинке в нашу сторону. Они были все еще в миле или больше под нами, но мы с Серреной узнали их: Серрена, потому что она божественна, даже если она этого не знает, а я, потому что у меня превосходное зрение.
Мы оба слегка пришпорили лошадей и поскакали им навстречу.
– Эй, Батур! Как настроение, Насла?’
‘Я научился не спорить с тобой, мой господин’ - сказал Батур, подходя ближе, и младший брат согласился с ним.:
‘Должно быть, это так скучно - всегда быть правым.’
– Значит, замка нет?» - я был в восторге от того, что снова оказался прав.
– Замка нет, - согласился Батур.
– Но есть кое-что в сто раз хуже. Мы не осмеливались приблизиться к нему ближе, чем на пол-лиги. Вы тоже не захотите этого делать. Даже люди Аттерика сбежали и оставили его там одного. Мы говорили с ними, когда встречали их на дороге. Они думали, что мы все еще верны Аттерику, поэтому они говорили свободно. Они возвращаются в Луксор, чтобы отдать себя на милость фараона Рамзеса.’
– Ты испытываешь мое терпение, Батур!
– Я его предупреждал.
– Если нет замка, то где же тогда спрятался Аттерик? Говори громче, приятель!’
‘Он нашел убежище в лепрозории, милорд. Он повернулся в седле и указал назад, туда, откуда пришел с моря.
– Там, в крошечной деревушке Гадака. Он один, если не считать нескольких сотен прокаженных. Никто из его людей не остался с ним. Они думают, что он сошел с ума. Я с ними не согласен. Я считаю, что Аттерик был сумасшедшим со дня своего рождения.- Он говорил без улыбки.
Я онемел от изумления. Наверное, это случилось со мной впервые в жизни. Не говоря больше ни слова, я слез с коня и пошел вниз по склону, пока не нашел подходящую скалу, на которой угрюмо уселся и посмотрел вниз на поселение Гадака. Это был ряд крытых соломой хижин, числом не более пятидесяти или шестидесяти, расположенных через равные промежутки вдоль пляжа в форме полумесяца. Неподалеку от хижин я разглядел небольшую группу людей, сгрудившихся в пальмовой роще. Невозможно было отличить мужчин от женщин. Все они были плотно закутаны в плащи, полностью закрывавшие их головы и лица. Они сидели неподвижно, как мертвецы.
Мне было страшно. Впервые на моей памяти я испугался смерти - той безмолвной и жуткой смерти, которую я видел на пляже внизу, где сидел. Я знал о своем божественном рождении, но теперь я был неуверен, или, скорее, я не был достаточно уверен, чтобы действовать в соответствии с этой идеей и войти в живую смерть колонии прокаженных.
Внезапно я почувствовал легкое благоухание Серрены, сидящей рядом со мной, и шелковое прикосновение ее руки к моему предплечью.
‘Нам с тобой нечего бояться, - мягко сказала Серрена. Я повернулся и посмотрел ей в глаза. Она знала, все было очень просто. Она знала о нашем божественном состоянии, несмотря на все мои искренние попытки защитить ее от этого знания. Она знала, и поэтому я снова поверил.
Этого было достаточно. Я взял Серрену за руку и помог ей подняться. ‘Ты не хочешь оставить наказание Аттерика богам?- Спросил я, но она покачала головой.
‘Ты же знаешь, что меня это не устраивает. Я дала клятву Аттерику и самой себе.’
‘Тогда позволь нам двоим спуститься вниз и исполнить твою клятву.’
Мы вернулись туда, где оставили лошадей, и поскакали к колесницам, ожидавшим нас вместе с братьями Батуром и Наслой.
На следующий день рано утром мы с Серреной взяли пять колесниц, нагруженных едой и предметами для жизни, и поехали вниз по склону холма к тому месту, где прямо над пляжем и морем висела пара полуразрушенных ворот, открытых на петлях. Сбоку от них стояла вывеска, на которой было написано следующее грозное предупреждение: "Не ходите дальше, О вы, кто любит богов и жизнь, которую они даровали вам! За этой точкой вы найдете только печаль и плач.’