Фарфоровые куколки
Шрифт:
— Наверное, я это заслужила, но ты собираешься воевать за них после всего, что они сделали с нашей семьей? После того, как они выгнали тебя сюда?
— Это наша страна, сестренка. Никогда об этом не забывай.
Я любила эту страну. Она была мне домом. Но внутри у меня все гудело от злости. Злости на все. Он внимательно на меня смотрел, и я практически слышала, как он думал: «Слишком много эмоций!»
После затянувшегося молчания он добавил:
— Ты не хуже меня знаешь, что Германию и Японию надо остановить.
И конечно, он был
— И тебе тоже зададут эти два вопроса, — сказал он. — Позволь дать тебе совет. Если ты ответишь отрицательно хоть на один из них, тебя сочтут нехорошей женщиной.
— Нехорошей женщиной? — В моей памяти тут же возникли образы Грейс и Элен, и в груди все сжалось от горечи. Однако Йори понимал под этим словом нечто иное.
— Тех, кто отвечает отрицательно, отправляют в специальные лагеря вроде тех, где держат маму и отца.
Мы еще немного поговорили. Он рассказал, что правила поведения в Топазе стали свободнее и что сейчас люди могут даже выходить на прогулки, работать в соседнем городке или наниматься на близлежащие фермы.
— Здесь у нас есть люди любых профессий: учителя, ученые, художники, бизнесмены, даже артисты. Есть такой парень, Горо Сузуки…
— Комик? Он раньше выступал в «Скай Рум» в Чайна-тауне!
— Ну вот, он получил разрешение выступать в клубах в Кливленде, Акроне и Чикаго. Он сменил имя на Джек Су, чтобы сойти за китайца.
Это мне было знакомо.
— Тебе надо просто принести присягу, — добавил он.
Расставшись с Йори, я пошла прямо в администрацию.
— И как мне выбраться из этого чертового барака? — спросила я, тут же проговорившись о том, как я на самом деле ко всему этому относилась. Кажется, я выбрала не самый дипломатичный способ представиться начальнику.
— Ну ты же не думала, что, попав сюда, ты выйдешь на следующий день? — не остался он в долгу.
Большинство девушек моего возраста работали здесь прачками или выращивали сахарную свеклу на соседних полях. Возможно, он понял, что моя работа в прошлом была совсем иного рода, и назначил меня делопроизводителем за восемнадцать долларов в месяц. Я изобразила благодарность, хотя какой делопроизводитель из Принцессы Тай?
Грейс. Везет, не везет
Я была дома уже десять дней и только сейчас начала осознавать, что же с нами произошло.
К концу съемок всем стало ясно, что я всерьез пострадала от удара Джо. Студия предложила отвезти меня в больницу, но я хотела домой. Возвращаться в Сан-Франциско в одиночестве было грустно, но, войдя в квартиру, я почувствовала себя еще хуже.
Этот дом был пронзительно пуст без Руби. Все напоминало о ней: пара туфель, брошенных возле ванной, флаконы ее духов на туалетном столике, халат, наброшенный на спинку стула. Я долго на это смотрела, затем приняла аспирин и выпила виски.
Уснуть мне так и не удалось — было слишком больно. На следующий день я пошла к врачу.
— Обычно сам удар редко приносит увечья, — сказал он. — Калечит то, на что жертва натыкается, падая. — Он не знал, что я усвоила это в самом начале своей жизни.
Доктор осторожно ощупал вздувшиеся сине-зеленые, местами переходящие в фиолетовые шишки, образовавшиеся на моем левом боку от подмышек до бедра. Подтвердил перелом ребра от удара о край стола и ушиб бедра, а также легкое сотрясение мозга, от которого у меня кружилась голова.
— Кажется, это у вас не впервые, дорогуша. Вы ничего не желаете мне сказать? Я бы хотел вам помочь.
Когда я с благодарностью отказалась от дальнейшей помощи, он вздохнул и посоветовал мне отдохнуть в течение месяца, велев пить побольше молока, чтобы быстрее восстановиться и ускорить заживление костей.
На третий день после возвращения я получила букет роз и коробку конфет. К ним была приложена записка: «Мне так жаль. Пожалуйста, прости меня. Джо».
Подумав о Джо и о том, что он должен был испытывать, я зарыдала. Он, наверное, сгорал от вины за нанесенный мне удар и мучился из-за обмана Руби. Но ей я сочувствовала гораздо больше.
Если по радио начинали передавать песни вроде «Погоди немножко, мистер япошка» или «Найдем желтого парнишку и будем его бить, пока не станет красным, белым и синим», я выключала радио и сидела в полной тишине. Моей лучшей подруги больше не было рядом, и я ничего не могла с этим поделать.
Я собрала все ее вещи и упаковала в чемодан. Вытащила из-под кровати коробку, в которой она хранила деньги, и спрятала вместе с моими. Мне одной такая квартира была не по карману, и спустя пять дней после возвращения я предложила Иде переехать ко мне. Не могу сказать, что мы с ней были подругами, но она приняла мое предложение с той же готовностью, с которой я в свое время согласилась на предложение Руби.
Всего через несколько часов после нашего разговора она уже ввалилась в комнату Руби с двумя чемоданами и несколькими безделушками.
Ида оказалась не худшей соседкой, маленькой и милой, и нравилась всем молодым людям. Вот только она продолжала встречаться с Рэем Бойлером, несмотря на все предостережения, и по выходным они устраивали в ее комнате настоящие дебоши. Этот человек пугал меня, но Ида каждый раз говорила, что он приезжает только раз в четыре недели. Его визиты радовали меня не больше ежемесячных приездов тетушки Фло, но приходилось с ними мириться, потому что я тогда не выносила одиночества.
На восьмой день пришла Элен с Томми. Наш разговор ходил кругами.
— Кто мог так поступить с Руби? — спрашивала Элен.
— Ума не приложу. Кому это могло понадобиться? — отвечала я.
— Люди бывают такими жестокими…
И мы снова возвращались к тому, с чего начали, не приближаясь к ответам на эти вопросы.
Утром десятого дня Чарли принес домашнего супа, который приготовила его мать, и напомнил, что обещал прибавку к жалованью тому, кто получит роль в фильме. А в полдень я получила короткую записку от Джо: