Фарфоровые куколки
Шрифт:
Вчера вечером после ужина показывали „Алоха, мальчики!“. Какой сюрприз! Но я очень счастлива за тебя, Грейс! Ты великолепно выглядела. Мне так много хочется сказать, но я постараюсь сократить это до самого важного. Я застряла в этой дыре. Никто нам не помогает, ни Красный Крест, ни Армия спасения, ни Американский союз защиты гражданских свобод. Может, тебе удастся добиться чего-то теперь, когда ты стала настоящей звездой? Помоги!»
Когда я показала письмо Элен, она сказала, что тоже получила что-то похожее.
— Все в клубе получили письма от Руби, даже некоторые зрители.
— Мне надо ей ответить…
— Зачем?
Я согласилась, даже быстрее, чем следовало. Как я могла стать такой трусливой? И чего именно я боялась? То есть да, я жила в одной квартире с Руби после нападения на Перл-Харбор и хранила ее секрет, и если бы не она, то у меня могли быть из-за этого серьезные неприятности. Я любила ее, ей нужна была помощь, и я очень хотела помочь, но меня парализовал страх.
И я была не единственной, кто бросил друга, попавшего в беду. У тех, кто был отправлен в лагеря для интернированных, были друзья, соседи и коллеги, и никто из этих людей не вступился за них. Гордиться тут нечем.
Я последовала совету Элен и выбросила письмо. И я не стала говорить о нем Джо. Мне не хотелось его расстраивать.
Семнадцатого декабря 1943 года правительство США отменило закон об исключении китайцев, который запрещал поселение на побережье китайцев, кроме студентов, дипломатов, торговцев и учителей. Наконец-то китайцам можно будет легализоваться.
Родители Элен, однако, отклонили это предложение.
— Мы не хотим лишиться права вернуться в нашу деревню, — сказал мистер Фонг, когда я зашла навестить Элен и Томми. — Мы не хотим, чтобы нас презирали на родине, когда мы туда вернемся.
Но в большинстве своем люди увидели в отмене этого закона добрый знак.
В тот же день Чарли позвонил Максу Филду, чтобы пригласить меня обратно в «Запретный город» — в духе всеобщего прощения, так сказать. На самом деле Эстер просто сбежала с моряком. Макс, разумеется, тут же позвонил мне и рассказал о предложении Чарли, которое содержало еще и обещание гигантской прибавки к жалованью.
Я не помнила обид, поэтому с радостью приняла предложение. Клуб процветал, и Чарли греб деньги лопатой. Танцовщицы зарабатывали по шестьдесят долларов за вечер одними чаевыми, в дополнение к пятидесяти долларам еженедельного жалованья. Я же получала намного больше, и эти деньги так же легко тратились.
Я купила норковую шубку за две тысячи двести пятьдесят долларов и машину, подержанный спортивный седан «шевроле» за шестьсот пятьдесят девять долларов. Конечно же, ездила я на нем не часто, потому что бензин был по карточкам. Так что я арендовала место в гараже, и большую часть времени машина стояла там.
— Давайте еще выпьем, — каждый вечер обращался Чарли к публике. — Даже если у вас будет наутро болеть голова, и что с того? Вы всегда можете купить аспирин.
В конце года, спустя девять месяцев после отправки Руби в лагерь, Джо написал мне письмо, которое изменило мою жизнь.
«Непростительно долго я относился к тебе как к младшей сестре. Как оказалось, я был слеп и не видел того, что было прямо перед моим носом. Скажи, сможешь ли ты посмотреть на меня другими глазами? Есть ли у меня шанс?»
Я так долго этого ждала, что впала в эйфорию, как девочка, влюбившаяся впервые в своей жизни. Сейчас я стала ему нужна. Но насколько эти чувства реальны?
На этот раз я не стала отвечать ему сразу. Мне необходимо было подумать. Его следующее письмо сказало больше предыдущего.
«Как я провожу время, когда не летаю? Мечтаю о том, как приеду к тебе, увижусь с тобой. Кажется, мне пора признать: я полюбил тебя, и это серьезно».
Его слова сделали меня счастливой, но я не спешила. Вот что я написала:
«Я хочу, чтобы ты понял: я не стану тенью Руби».
В следующем конверте лежало такое письмо:
«Дорогая Грейс!
Это последний раз, когда я упомяну Руби, и то потому, что я хочу, чтобы ты кое-что поняла. У Руби яркий фасад, за которым пустота. Ты же красива не только внешне, но и внутренне. Я знаю, что всегда могу доверять тебе и положиться на тебя. Я сожалею лишь о том, что мне понадобилось столько времени, чтобы это понять.
Ты очень изменилась с нашей первой встречи, и теперь я вижу тебя в совершенно ином свете. Позволь сказать тебе кое-что, Грейс. Здесь я с каждым днем все больше узнаю о том, что такое отвага. И у тебя она есть. Но дело даже не в этом.
Когда я думаю о прошлом, о том времени, которое мы провели вместе, я понимаю, что ты всегда меня слушала. На острове Сокровищ, в клубе, все эти последние месяцы. Надеюсь, ты знаешь, что и я тоже слушал тебя.
Я услышал в тебе тебя, как ты услышала во мне меня. Это значит для меня больше, чем я могу выразить. Ты для меня не тень и не замена. Ты — девушка, с которой я должен был быть вместе с самого начала.
С любовью,
Джо».
Наконец-то! Наконец-то! Наконец-то!
Элен. Блестки, цилиндры, шифон
Утром в пятницу в середине апреля 1944 года мы с Грейс стояли на железнодорожной платформе в Окленде и прощались с Монро, которого призвали в армию. Он отправлялся на обучение в Мемфис. Папа пригласил Грейс, раз уж она была единственной девушкой, хотя бы приблизительно соответствовавшей роли той, ради кого «возвращаются домой». Наша группа должна была стать самой большой на перроне, но сегодня не все смогли прийти. Линкольн, мой брат, который учился на стоматолога, но работал шофером, уже был призван в армию и поступил в распоряжение 54-го батальона связи, где наконец-то смог использовать врачебные навыки. Мэдисон и Джефферсон не смогли уйти с работы в арсенале «Бениция», где они на конвейере собирали патроны и снаряды. Невестки же сначала сидели дома, готовя еду и ухаживая за детьми, но потом кто-то из них нашел работу клепальщицами на судовой верфи «Кайзер», где почти каждый день на воду спускали по новому судну. Еще одна работала на переоборудованном заводе «Форд», где готовили к отправке за океан танки. Одна доросла до сварщицы в «Бетлехем Стил». Для женщин, рожденных в Китае, как мои невестки, подобная работа была сродни двойной присяге о верности: они помогали стране, в которой родились и где все еще жили их родные, и поддерживали землю своих мужей и детей.