Фарфоровые куколки
Шрифт:
Однако я не успела его реализовать, потому что Чарли нанес упреждающий удар. Он меня уволил. Опять!
Я позвонила Максу Филду, и мой агент вывернулся наизнанку, безуспешно пытаясь найти мне роль в кино. А теперь он не смог договориться о моем выступлении в шоу в Сан-Франциско.
— Да, ты известна, — согласился он. — Но я не могу согласовать твои выступления в крупных клубах, таких как «Бимбо», потому что ты китаянка.
— А в Чайна-тауне, как в прошлый раз?
— Не после того, что произошло.
— Но я ни в чем не виновата!
— Ну
— Но я здесь ни при чем!
— Как скажешь!
А вот это никак нельзя было счесть поддержкой. Я потеряла работу, которую любила. Друзья отвернулись от меня. Агент мне не верил. Меня перестали звать в клубы Чайна-тауна. Даже Элен, которая так часто помогала мне раньше, не знала, что предпринять. Моя карьера и жизнь шли под откос.
— Что же мне теперь делать? — плакала я, разговаривая с Максом.
— Возможно, я смогу найти тебе работу в «Круговороте „Китайское рагу“». Конечно, тебе там не будут платить столько, сколько ты привыкла зарабатывать, но ты уедешь из города, и люди обо всем забудут.
О «Китайском рагу» я и не думала раньше. Артисты-иудеи летом колесили по «Борщовому поясу»[30]. Чернокожие артисты ездили по «Читлин Сиркат», театрам и ночным клубам Юга, где играли блюзы. А у нас, китайцев, есть «Китайское рагу»: крупные клубы по всей стране приглашали нас, рекламируя как «новинку». Мне эта идея понравилась, потому что сейчас ничто и никто не держал меня в Сан-Франциско.
Никто, не считая Элен.
— Ты обещала, что будешь со мной, — сказала она, когда я поделилась с ней своим планом.
— Да, обещала. Прости меня, пожалуйста.
— Но я же отправилась в Лос-Анджелес специально, чтобы разыскать тебя. И мы вместе вернулись сюда…
— Элен…
— Что я буду без тебя делать?
— Уедешь из дома родителей? Поселишься в своей квартире? — предложила я.
— Я не умею жить сама по себе.
— Но ты же отправилась в Голливуд, — напомнила я.
— Чтобы найти тебя, — повторила она. — И я была с Эдди. — Помолчав, она добавила: — Неужели ты меня действительно бросишь?
Я могла ей напомнить, что она бросила меня, пойдя с Ирен в сиделки, но знала, что она на это скажет. Она служила родине, я же просто нарушала свое обещание быть с ней до возвращения Эдди.
— Я люблю тебя, Элен, — сказала я. — Только Иду убили в соседней комнате с моей спальней. И каждый раз, когда я закрываю глаза, мне видится ее лицо.
— Мы можем снять квартиру на двоих…
Я грустно улыбнулась.
— И как я буду за нее платить? Меня никто не приглашает. Они все думают…
— Не позволяй своим подозрениям становиться реальностью. Ты должна остаться и бороться за себя!
— Мои подозрения уже стали реальностью. У меня нет выбора.
— Хорошо, — сказала она. — Тогда мы поедем с тобой. Томми уже достаточно подрос.
Но я понимала, что подаюсь в бега и что мне надо изменить направление, в котором сейчас стала двигаться моя жизнь. Я не могла втягивать в это еще и Элен с ребенком.
— Руби меня бы не бросила! — запротестовала Элен, стремясь вызвать во мне чувство вины.
В этом была она вся: любила столкнуть нас с Руби лбами. К тому же разве не она посоветовала мне не отвечать на письмо Руби?
— Пожалуйста, не бросай меня! — умоляла она.
Элен была хорошей и верной подругой, но эта ее потребность в постоянной поддержке тогда казалась мне эгоизмом. Я потянулась к ней и сжала ее руку.
— То, что сейчас происходит, не имеет отношения к нам троим, — сказала я.
— Да, потому что это имеет отношение к твоей карьере, — ответила она и заплакала, что было с ее стороны жестоко, если принять во внимание мои обстоятельства.
Второй раз мне пришлось собирать вещи соседки по квартире, и второй раз это было мучительно больно. Я отнесла вещи Иды в хранилище, чтобы отдать ее родителям, когда закончится война. Только вот что они будут делать с этими блузами в горошек, сетками для волос и сухими бутоньерками, которые ей дарили солдаты?
Я продала и раздала большую часть своих вещей, включая машину. Взяв деньги Руби и свои сбережения, я зашила их за подкладку косметички. Пообещав Элен, что буду писать, я попросила ее отправлять письма на адрес Макса Филда, который будет переправлять их мне, где бы я ни находилась. А потом написала Джо, попросив его делать то же самое. Я не стала рассказывать ему подробностей истории с Идой, о сплетнях и о том, что потеряла работу. Мне надо было взять себя в руки и заняться своими делами. У него и так было довольно тревог.
Письма
«Лагерь для интернированных Топаз, 3 июня 1944 года
Элен!
Да уж, Грейс действительно бросила тебя в трудный час. Вот тебе и подруга! Если она не может заставить себя просто написать мне, то с чего ей напрягаться и помогать тебе? Ну как же так!
Если я когда-нибудь выберусь отсюда, то, надеюсь, вы с Томми приедете меня навестить. И вместе с вами мы можем пуститься в настоящие приключения!
Я наконец-то получила весточку от Йори. 442-я вышла к месту дислокации в прошлом месяце и высадилась в Анцио 28 мая. Судя по тому, что я слышу, дела у них там не очень. Девиз 442-й — „До последнего вздоха“, но я надеюсь, что Йори не наделает глупостей.
Здесь уже настоящий ад — жара под сорок градусов. Земля потрескалась от засухи и похожа на коричневые айсберги. С каждым шагом она хрустит под ногами: хруп, хруп, хруп.
Эти четырнадцать месяцев были настоящим кошмаром. Зимой снег, ледяные дожди, печка-буржуйка и выданная правительством шинель. Весной — неожиданные тропические ливни, потопы, когда голая территория лагеря превращается в одну большую и густую лужу. Грязь в таком количестве налипает на обувь, что мы становимся такими же высокими, как белые. Это наш местный юмор.