Фарландер
Шрифт:
Эш вытер губы.
— По крайней мере, на этот раз путь близкий.
— Верно, — согласился капитан. — С другой стороны, и прибыли немного. Разве что удастся выменять кой-какую одежду на зерно. Хоть чем-то вкладчиков порадую. И конечно, свой долг тебе закрою. Мы ведь теперь в расчете?
— Начнем с того, что ты мне ничего и не должен.
— Ты слышал? — Тренч вдруг обратился к керидо, который оставил попытку дотянуться до остатков на тарелке своей чешуйчатой лапой и поднял голову. — Он ведь смеется надо мной. Держит за горло да еще смеется. — Капитан рассеянно подобрал недоеденный фрукт, и керидо тут же раскрыл хищный
— Пообещай мне хотя бы... — Тренч не договорил, заметив, как Нико отпрянул от стола, и посмотрел на своего любимца. Высунув длинный, похожий на детскую погремушку язык, маленькое чудовище угрожающе размахивало им из стороны в сторону, производя при этом звуки, определенно рассчитанные на то, чтобы вселить страх в вероятного противника. Капитан бросил в пасть твари лакомый кусочек и, умиротворив ее таким образом, продолжил: — Когда в следующий раз какой-нибудь пират набросится на меня в таверне, будь добр, не вмешивайся. Дружба дружбой, но я предпочитаю получить нож в печенку, чем снова оказаться твоим должником.
Эш согласно кивнул.
Слушая вполуха разговор, Нико с любопытством наблюдал за керидо. Зажав угощение двумя лапками, зверек ловко отщипывал от него полоски, уверенно и быстро работая клювом. В какой-то момент Нико заметил, что держит перед собой вилку, словно приготовившись отразить нападение.
Каюту заполняло удивительно яркое сияние. Солнце садилось, и его последние лучи, пронизывая мозаичное стекло, бросали яркие пятна на деревянные балки под потолком, на стены и стол с расстеленными картами, прижатыми по углам камешками.
Нико присмотрелся и даже разобрал кое-что: испещренные значками массивы суши, длинные и короткие стрелки, примечания. Судя по всему, воздушные карты, которые вполне могут сойти и за обычные.
Он посмотрел в заднее окно — раскинувшееся за ним бескрайнее море выглядело с высоты плоским и уныло однообразным.
— Извините, но у меня вопрос, — робко сказал он, отрывая взгляд от водной бездны. — Долго ли мы будем в пути?
Лицо капитана как будто накрыла тень. Он подался вперед и жестом предложил Нико придвинуться поближе. Вино выплеснулось из кубка на белую скатерть, и Берл нахмурился.
— Это как сложится. — Тренч как будто вдруг протрезвел. — Сегодня к ночи мы достигнем линии имперской морской блокады. Может быть, ветер не переменится. Может быть, у них здесь и нет ничего в воздухе.
— В воздухе? — вырвалось у Нико. — Вы... про маннианские воздухолеты?
— Всякое может случиться.
Нико снова посмотрел на Эша, но старик сделал вид, что обнаружил что-то интересное на дне кубка.
— Но это вряд ли, — поспешил успокоить пассажира Тренч. — Большинство из боевых пташек сейчас на востоке, отслеживают занзахарский маршрут. Если что и происходит, то там, а не здесь. Можешь мне поверить, уж я-то знаю. Вся наша внешняя торговля — это один Занзахар. Дальнобойщики туда только и ходят, и мы не исключение. По морю не пробиться, слишком велики потери, вот нам и приходится восполнять нехватку. Мы по занзахарскому маршруту уже четыре года летаем. — Он наполнил кубок и тут же до дна его осушил. — Да ты и сам наверняка слышал, каково там.
Конечно, слышал. Историй ходило немало. Как маннианские воздухолеты рыщут по маршруту, готовые, подобно волчьей стае, наброситься на любого, кто посмеет нарушить блокаду. Как уменьшается от года в год численность торговых кораблей. Так что объяснений и не требовалось. В голосе капитана прозвучали суровые нотки, и даже керидо, оторвавшись на мгновение от угощения, посмотрел на хозяина.
А Тренч, позабыв обо всем, уставился на красные пятна от пролитого вина. Луч заходящего солнца коснулся его лица, и капитан вздрогнул и вскинулся, словно возвратившись откуда-то издалека, а потом медленно наклонил голову к тающему свету. В обрисовавшемся отчетливо силуэте нос обрел заметную горбинку — намек на каких-то далеких предков-алхазов, — хотя здесь в каюте он казался лишь призраком алхазской пустыни, а был прежде всего хосом, держащим команду обеими руками, чуть дрожащей левой и более твердой правой, из сжатого кулака которой неизменно высовывался кончик белого, с кружевным ободком, в пятнах от пота платка.
Подцепив вилкой картофелину, Нико отправил ее в рот. Картофелина успела остыть, и в животе зашевелилось что-то скользкое, неприятное, но Нико все же прожевал ее и проглотил. Разговор ему не нравился. В Бар-Хосе, по крайней мере, были стены, служившие символом надежности, знаком того, что жизнь продолжается. Здесь не было ничего, кроме неба, и рассчитывать оставалось только на ветер и удачу. Не самых основательных союзников.
Да и что потом? Чим, этот пользующийся дурной славой островок, прибежище грабителей, воров, самозванцев и прочих сомнительных личностей, где им предстоит отыскать затерянный в горах орден рошунов и где его научат быть ассасином. Чем больше он думал о будущем, тем тревожнее становилось на душе. В Бар-Хосе все выглядело проще и легче, там жизнь сводилась к ежедневной борьбе за выживание. И там рядом, по крайней мере, был Бун.
С палубы донесся крик.
Тренч и Далас переглянулись. Крик повторился. Керидо захватил клювом огрызок сладкого корешка и вскарабкался на хозяйское плечо. Далас поднялся, привычно пригнувшись, но все равно ударился бритой головой о потолочную балку.
— Немного раньше, чем ожидалось, — пробормотал Тренч и, в последний раз промокнув губы, отодвинул стул и вышел из-за стола. — Прошу извинить.
Кубок Тренч прихватил с собой. За капитаном последовали Берл с бутылкой.
В наступившей внезапно тишине остались только Нико и Эш.
— Корабль, — объяснил Эш.
— Маннианцы? — понизив голос, спросил Нико.
— Пойдем посмотрим.
Поначалу Нико ничего не увидел. Было холодно. Смеркалось. Стоя рядом с Эшем, он смотрел туда же, куда и все, включая керидо. Ничего. Только темная вода под темнеющим небом.
И вдруг... К востоку, над самым морем — белый парус.
— Цвета распознаешь? — спросил капитан.
Далас покачал головой, и его длинные, спускающиеся к пояснице косички задрожали, задергались.
— Кроме имперских, в такую даль никто не забирается. Если не купец, то дозор, — пробормотал себе под нос Тренч и, потерев бледную щеку, взглянул на помощника.
Корициец сложил на груди татуированные руки и пожал плечами.
Все собрались на квартердеке, у штурвала, на самом высоком месте корабля. Нико поежился. Глаза слезились от бьющего в лицо ветра. Капитан отхлебнул из кубка, почмокал губами и рассеянно потер платком полированный поручень, словно убирая невидимую пыль. Эш рассказал, что корабль он построил из купленных трофейных обломков и потратил на восстановление едва ли не все фамильное состояние.