Фармацевт
Шрифт:
Затем незаметно начал размышлять о своей новой жизни. Как – то все у меня слишком гладко складывается. Еще год назад я попал в тело, скажем так, весьма недалекого и физически малоразвитого парня, то через год все капитально изменилось.
Мои бывшие одноклассники при встрече на улице меня просто не узнают. Кроме, пожалуй, Нинки Карамышевой, да Светки Птичкиной, девиц встречающихся со мной во дворе почти каждый день.
А теперь у меня полный карман денег и своя квартира, ну, не своя, конечно, государственная,
И как бы эта светлая полоса в жизни не перешла в темную.
В прошлой жизни я был убежденным атеистом, но в этой, моя уверенность в отсутствии некого разумного начала Вселенского масштаба была поколеблена. Потому, что ничем другим я не мог объяснить для себя перенос в новую жизнь.
– Поймав себя на этих размышлениях, зло выругался и отправился спать. Утро, как говорится, вечера мудреней и нечего задумываться о пустом. То бишь, искать причины, по которым тебя переселили в новый мир. Надо просто жить и радоваться новой жизни, используя по полной программе свои знания о прошлом.
– Проснулся часов в семь утра. Как раз, когда кукушка на ходиках выскочила из гнезда и звонко огласила начало дня.
Ночевал я на старом видавшем виды диване. Вроде бы предрассудков у меня никаких не имелось, но на кровать бабы Груни лечь я пока не рискнул.
Можно было бы встать и позже, но, к сожалению, мне придется еще ехать домой за портфелем с учебниками и халатом.
Так, что я по быстрому позавтракал, подойдя к комоду, поправил черную ленточку на фотографии бабы Груни, после чего оделся и помчался на автобусную остановку.
Маме явно не понравилось мое решение остаться на ночь в квартире бабушки, и пока я собирался на учебу она не преминула мне об этом сообщить.
– Мам, давай об этом поговорим вечером. – отмахнулся я от её придирок и отправился на учебу.
Мой приход в аудиторию вызвал нездоровое оживление. Еще бы! За весь учебный год я вчера впервые не явился на занятия. После моих объяснений ажиотаж спал. Смерть какой-то там бабули не повод, чтобы о нём долго задумываться молодым людям.
После первого урока, я как и обещал, отправился в кабинет директора училища.
Секретарша сидевшая в приемной окинула меня равнодушным взглядом и кивнула в сторону двери кабинета.
– Проходи, Дмитрий Игнатьевич уже на месте, – сообщила она.
Зайдя в кабинет, я поздоровался и молча ждал, что будет дальше.
– Проходи, присаживайся, – предложил Москальченко.
Когда я примостился на стуле, он продолжил.
– Ко мне обратились ребята из комитета комсомола с просьбой, принять тебя на полставки художника оформителя. Они уверял меня, что ты вполне справишься с этой работой.
– Можно уточнить, а что за ребята вас об этом просили? – невинно поинтересовался я.
Москальченко
– В частности об этом просила Наташа Смолянская, секретарь нашей комсомольской организации, – уточнил он и продолжил:
– Ну, так, как ты на это смотришь? Потянешь эту работу, или мне надо будет искать кого-то на стороне?
– А можно уточнить объем работы?
Директор вздохнул и приступил к рассказу.
В общем, все оказалось не так уж страшно. Но это выглядело так со стороны работодателя, Тот же понятия не имел, что у меня имеется другой, более серьезный источник дохода, тоже требующий немало времени.
На раздумья времени мне никто не давал, поэтому я согласился, чем вызвал довольную улыбку Дмитрия Игнатьевича, после чего отправился на второй урок. Сегодня придется задержаться в училище, чтобы официально оформиться художником и познакомиться с местом работы, расположенном в подвале здания.
На урок я все же опоздал, но отговорился тем, что имел беседу с директором. На, что даже у Интерны Александровны не нашлось язвительных замечаний.
Глава 19
После уроков я отправился в к нашей кадровичке. Роза Павловна Елкина, очень бодрая женщина лет сорока пяти успевала работать за весь отдел кадров, которого в нашем училище никогда не было, как и выделенного для этой цели кабинета. Роза Павловна работала в канцелярии, где для неё был выделен стол и сейф.
Но когда я зашел туда, в помещение кроме кадровички никого не было, хотя рабочего времени оставалось еще полчаса.
– А, Гребнев, наконец, явился, – прокомментировала она моё появление.
Я пожал плечами.
– Буквально пару минут назад закончился последний урок. Раньше никак не мог подойти. – заметил я в ответ.
– Ну-ну, – неопределенно пробормотала женщина. – Ладно, садись и пиши заявление о приеме на работу.
Пока я писал заявление, Роза Павловна рассматривала меня, как редкий экспонат.
По её виду было понятно, что ей до смерти хочется меня о чём-то спросить.
И когда я протянул ей листок с заявлением, она все же решилась.
– Виктор, вы действительно живете один в квартире умершей бабушки?
– Хм странные вопросы вы задаёте, Роза Павловна, – сообщил я равнодушно. – Хотелось бы узнать, источник ваших сведений?
Дама, улыбнулась.
– Увы, Виктор, все банально просто. Я работаю с почтой училища и ежедневно её разбираю. Так, что мне повезло первой ознакомиться с анонимным письмом, обвиняющим вас в смерти бабушки.
– Вы уже успели ознакомить Дмитрия Игнатьевича с этим пасквилем?
– К сожалению, не успела, – вздохнула кадровичка. – Почту сегодня поздно принесли, я только разбирать начала.