Фармацевт
Шрифт:
Практически сразу ладонь прострелила горячая судорога, отчего я непроизвольно дернулся. Вместе со мной дернулся и Коган, внимательно наблюдающий за мной. После чего, зашипев от боли начал растирать правое бедро.
– Смотри-ка ты, – воскликнул он, взяв одну упаковку ампул в руки. – Раствор приобрел слегка золотистый оттенок и ампулы теплые.
Подумав, он добавил:
– Теплые, наверно, потому, что ты ладонь на них задержал?
Я пожал плечами, не желая вдаваться
– Все может быть, хотя вы сами видели, что времени потрачено минимум.
Соломон Израилевич, благоразумно решив, что сразу колоть себе модифицированный препарат не стоит, захотел испытать первую инъекцию улучшенного румалона на собаке и принялся названивать в виварий университета. Я в это время ехидно думал, что урологам то он рекомендовал назначить больному свечи с гентамицином без всякой проверки.
Засобиравшись домой, я, так и не сказал провизору, принял, или нет его предложение. Мне действительно, перед этим хотелось переговорить об этом с мамой. Чтобы все прошло не как моя блажь, а было нашим общим сознательным решением.
Так, что сегодня я направился в сторону маминой квартиры, надеясь, что она будет одна в доме.
Решив сделать сюрприз, я открыл дверь своим ключом и тихо прошел в прихожую.
Навстречу мне в этот момент из кухни вышла Катя, одетая в одни ситцевые трусики, жуя огромный бутерброд. Увидев меня, она взвизгнула, выронила бутерброд и, якобы закрыв свои прыщики рукой, скрылась в моей бывшей комнате.
– Что случилось? – с этим вопросом из своей комнаты выскочила мама. – Кто тут визжал?
Вид у неё был заспанный. Похоже, отдыхала перед работой.
– Привет, мама, – поздоровался я. – А визжала Катька, видимо, от восторга, что трусы не забыла надеть, в отличие от всего остального.
– Катя, я сколько раз тебе говорила, не ходи нагишом! – устало проговорила мама в сторону закрытой двери.
– И не кусочничай, – добавила она, разглядывая лежащие на полу останки бутерброда.
Через минуту дверь открылась и оттуда появилась красная, как рак девушка, но уже, накинув сарафан.
– Простите Валентина Викторовна, Витя так тихо зашел, что я испугалась и бутерброд уронила, сейчас все уберу, – начала оправдываться она.
На меня Катя старалась не смотреть.
– Катя, здравствуй, – поздоровался я с будущей сводной сестрой.
– Привет, – буркнула та и занялась уборкой того, чем насвинячила на полу.
– Витя я сегодня тебя не ждала, что-то случилось? – спросила мама.
– В общем, ничего особенного, но хотелось бы с тобой посоветоваться.
– Ну, тогда пошли ко мне поговорим, а Катюша нам чайку сообразит. – сказала мама и направилась
– Вижу, Катя к тебе по имени отчеству обращается. – заметил я, когда мы уселись на табуретки у окна. Ибо почти все место в комнате занимали полуторная кровать и шифоньер.
– Да, – рассеянно подтвердила мама, – Костя требует, чтобы она меня мамой называла, а я против, нельзя ребенка против воли заставлять называть мамой чужую женщину.
– Согласен, – кивнул я, – В общем, мам, тут такое дело. Заведующий аптекой в больнице берет меня на работу, хочу с тобой посоветоваться, как думаешь, стоит мне соглашаться?…
Десятого августа я вышел из здания училища уже в качестве студента-вечерника второго курса. Насколько я понял, нам с Коганом здорово повезло, В следующем году, набора фармацевтов на вечернее отделение уже не будет. На вечернем отделении смогут учиться только медсестры.
Денек был жаркий. Я зашел в небольшой скверик, где уселся на скамейку, закрытую от солнца большим кустом сирени.
Последние дни выдались суетливыми. Как-то все собралось в клубок проблем.
Взять меня на работу оказалось не так просто, как это обещал Коган. Все-таки мне было всего шестнадцать лет.
Но постепенно все вопросы были утрясены, позади остался неприятный разговор с директором училища, ему придется искать новую кандидатуру на должность художника оформителя.
Позади осталась и мамина свадьба. У меня теперь появился отчим и сводная сестра, которую Костя сплавил ко мне на время свадебных торжеств. Потом стоило немалых усилий вернуть её обратно. Я зря надеялся на мамину помощь в этом вопросе.
– Ой, Витя, ну пусть девочка поживет у тебя хотя бы до сентября, – заявила как-то она, улыбаясь и витая в облаках, когда я в очередной раз поднял этот вопрос.
Нет, я, конечно, понимал и маму и отчима, у них в кои веки начался медовый месяц. Но мне жить в одной комнате с созревающей девицей тоже не улыбалось. Пришлось гномить девчонку так, что она сама постаралась быстрее уйти к отцу и мачехе.
Так, что вот уже неделю я наслаждался жизнью в одиночестве.
Все дела решены, впереди двадцать дней блаженного ничего не деланья. С первого сентября я выхожу на работу в качестве фармацевта. Соломон Израилевич ждет, не дождется моего появления. Ну, а я за полторы цены купил железнодорожный билет до станицы Ново-Алексеевки в Херсонской области.
На Арабатской стрелке в пионерском лагере меня ждет(надеюсь) фельдшер Наташа Смолянская.
Конец первой книги