Фармацевт

Санфиров Александр

Когда в кабинет заведующего без стука зашел Коган, Гуткин вяло махнул ему рукой.

– А, Сеня, привет, с чем пожаловал? Надеюсь, посылку из Москвы тебе передали?

Соломон Израилевич тяжело опираясь на свою клюшку прошел к к креслу и со вздохом облегчения уселся в кресло.

– Болит сустав, зараза, – пожаловался он на идише давнишнему приятелю. – ничего не помогает.

– А что ты хотел? Копка окопов осенью сорок первого года не фунт изюма, – сочувственно произнес Савелий Хананович. – Давай ближе к делу, антибиотик принес?

– Да

принес, принес, – сморщился Коган. – Слушай этот Орлов, как себя имеет?

– Ху. во, – на чистом русском ответил Гуткин. – Пиз. ц все ближе и ближе. Не дай бог умрет, надоест отписываться.

В это время в кабинет зашел доктор Крейман, как обычно насвистывая мелодии из оперетт Кальмана. Очень он уважал этого композитора.

– Не свисти, все деньги просвистишь. – буркнул Гуткин. – Лучше доложи, что там с Орловым.

– Нечего хорошего, – нахмурился Крейман, – Симптомы интоксикации нарастают. Погранцы его у себя передержали. Упустили время для операции, вряд ли он сейчас наркоз выдержит. Единственная надежда, что абсцесс самостоятельно дренируется или в прямую кишку, или в мочевой канал. Пока сепсис не развился. А так еще день два и мы его потеряем.

– В общем, так, Григорий Борухович, – прервал Гуткин подчиненного. – Мы тут с Сеней новый антибиотик получили. Надежд, конечно, маловато, но попытка не пытка. Попробуем его вводить ректально в свечах. Хотя пробу все равно на аллергию придется провести, мало ли и на аминогликозиды у него реакция появится.

– Что за антибиотик? – нахмурился Крейман. – Назначу только после консилиума.

Савелий Хананович улыбнулся.

– Неси историю болезни, сделаем запись совместного осмотра с заведующим отделением.

Когда Крейман, после обсуждения начал записывать в историю болезни результаты консилиума, в дверь кабинета уверенно постучали.

Не дожидаясь разрешения, главный врач больницы Вера Игоревна Куропаткина открыла дверь и зашла в кабинет.

Вера Игоревна, на вид пожилая, сухонькая женщина, которую ветром качает, несмотря на диплом, по сути, врачом не была. Имея отличное чутье, на то, откуда сегодня дует ветер, она легко выстроила свою карьеру – чиновницы от медицины. Именно она четырнадцать лет назад, будучи заведующей горздравотделом принимала на работу беглецов из Ленинграда, точно зная, в отличие от тех, что дамоклов меч советского правосудия над ними уже не висит.

Затем за несколько лет до сегодняшних событий она проиграла в карьерной гонке пост министра здравоохранения республики. Но люди, попавшие в номенклатуру, никогда уже из неё не выпадают. Поэтому в качестве компенсации и на кормление её назначили главным врачом крупной больницы.

Именно здесь в полной мере она смогла дать волю своим скрытым желаниям. У неё появился целый клан стукачей и стукачек, докладывавших обо всех событиях в больнице. Но, как и любую женщину её больше всего интересовали амурные похождения сотрудников. Она любила вызывать проштрафившихся бедолаг и отчитывать их за любовные связи.

Эти беседы занимали большую часть её рабочего времени. А в остальном, работу больницы она свалила на заместителей и интересовалась ей постольку поскольку.

Сегодня, она мысленно себя ругала. Проверенное чутье на этот раз подвело.

После звонка из Комитета госбезопасности и Обкома партии она согласилась на перевод больного в урологическое отделение больницы. Реакция Гуткина с топаньем ногами и воплями, её нисколько не озаботила. Савелий Хананович так встречал всех левых пациентов.

– Покричит, покричит, да успокоится, не в первый раз, – говорила она себе. – Зато председатель Комитета будет мне обязан, и с обкомом партии отношения портить нельзя.

Однако все оказалось не так просто. Звоночек прозвенел уже на следующий день. Состояние больного ухудшалось на глазах. Его жена, допущенная по недосмотру персонала в палату, устроила жуткий скандал, требуя немедленно отправить мужа в госпиталь в Ленинград.

К сожалению, дать гарантию, что больной перенесет транспортировку на вертолете, дать никто не мог.

Конечно, даже если полковник умрет, никаких серьезных оргвыводов не будет. Врачи в больнице делали все, что могли, что подтвердит любая проверка. Но отношения! Отношения то могут испортиться капитально.

Увидев главного врача, доктора замолкли и с немалым удивлением разглядывали её.

Вера Игоревна не имела привычки, ходить по больнице, тем более по урологическому отделению, где постоянно пахло мочой и бродили угрюмые старики с мочеприемниками, вставленными в бутылки.

– Здравствуйте, коллеги, – мило улыбнувшись, она кивнула докторам. – Соломон Израилевич, вы тоже здесь, решаете какие-нибудь проблемы? У вас в аптеке все нормально?

Затем, не дожидаясь ответа, повернувшись к Гуткину, спросила:

– Савелий Хананович, скажите, каково состояние нашего больного?

– Добрый день, Вера Игоревна, – поздоровался тот, даже не подумав встать. В принципе, он мог себе такое позволить. Оперирующих урологов экстра класса таких, как он в городе можно было пересчитать по пальцам одной руки. К тому же он был ужасно зол на Куропаткину из-за такой подставы. Портить отношения с комитетом госбезопасности на ровном месте ему явно не хотелось.

– В общем, все плохо. Состояние больного тяжелое. Капаем растворы, витамины. Как вы знаете, на антибиотики, пенициллин, макролиды у него аллергия.

– Может, санавиацией отправим его в Ленинград? – предложила главврач.

– Сразу надо было отправлять, – буркнул Гуткин.

Переговорив с докторами, Вера Игоревна отправилась к себе, размышляя, что бы такого предпринять, для поддержания реноме больницы и своего собственного.

Когда за ней закрылась дверь, Гуткин обратился к Когану.

– Сеня, может, ну, его на х. й, этот твой гентамицин. Больной при смерти, а мы ему свечи в задницу пихаем. Как – то неприглядно это выглядит. Только персонал смешить.