Фарос
Шрифт:
Живность галдела ночами напролет, но громче всего были сами деревья. Они росли как раз по ночам, и древесина заметно трещала, раздуваясь, а листья ползучей лозы с шелестом тянулись вверх, нетерпеливо ожидая завтрашнего рассвета.
— Не нравятся мне эти древесные разговоры, — сказал Говениск.
Сержанты сидели у костра вместе с лейтенантом, предоставив рядовым свободу от своего присутствия. Полдюжины их костров занимали поверхность слегка наклоненной скалы перед входом в пещеру — площадку из голого камня, не затронутого
— Никогда бы не подумал, что увижу, как растут деревья, — удивлялся Мерик. — В смысле, как они реально растут. На глазах.
— На твоей планете иначе?
— На которой я родился? Там было много деревьев, но они росли медленно. Правда, — добавил он, про другие планеты ничего сказать не могу.
— А ты, капитан?
— Я? У меня то же самое. На моей планете деревья растут медленно.
— Только Мерик все равно не прав, — сказал Боларион.
— Почему?
— Нельзя увидеть, как они растут. Темно же, — сказал Боларион.
— Вот зануда. Во всяком случае, это слышно.
Боларион улыбнулся и передал Мерику фляжку, которую тот с благодарностью принял.
Мерику нравилась солдатская вахта, общение с товарищами и патрули в глубине леса. Конечно, признаваться в этом он никому не собирался. Если он начнет проявлять энтузиазм, его отправят с этой планеты на настоящую войну. Его планы на жизнь не были расписаны подробно, но этот пункт в них точно отсутствовал.
Костер потрескивал: мертвые деревья пели живым. Говениск ссутулился еще больше.
— Скорей бы вернуться домой, — сказал он. — Не нравится мне, когда гора так трясется. Ничего хорошего из этого не выйдет. Могли бы нас и предупредить.
Боларион хлопнул его по спине:
— Гов, какой же ты нытик! Только и делаешь, что бурчишь.
— Я реалист, — ответил Говениск. — Галактике конец. А вы глупцы, раз можете сидеть тут и веселиться, словно с небом все в порядке.
— Ты отпей из фляжки, и тогда посмотрим, какой из тебя реалист.
Говениск нахмурился, но фляжку взял.
От лагеря отошла группа людей, а остальные выжидающе примолкли. Шум леса зазвучал еще настойчивее.
Пару мгновений спустя из полости в горе послышались тихие и грустные ноты псалтериона.
— Проклятье! Они же знают, что им туда нельзя, — возмутился Вителлий.
— Не трогай их, Вит, — сказал Мерик. — Эта пещера никуда не ведет. А музыка повышает боевой дух. Тем более у нас здесь больше ничего нет. Ни пиктов, ни текстов — никаких записей, как лорд Жиллиман и приказал. Не мешай им играть. Они ничего плохого не делают.
— Откуда тебе знать? — бросил Виттелий.
— Неоткуда, — согласился Мерик. — Но я это чувствую. Вы никогда не замечали? — Он взглянул на двух других сержантов. — Здесь, наверху, все ощущается по-особому. В ясный день настроение спокойное, перед бурей — напряженное, когда рядом фантин — тревожное?
Оба сержанта закивали.
— Ага, — согласился Боларион. — Это все гора.
— Так что, если б они делали что-то плохое, мы бы узнали, — сказал Мерик Вителлию.
Вителлий перевел взгляд на блестящий вход в пещеру. Обработанный камень поглощал почти весь свет, но из серой породы вокруг него тут и там маняще подмигивали кристаллы. Белые стволы скородеревьев торчали над входом, как резцы кварианов. Судя по высоте подроста, команда лесорубов была тут шесть месяцев назад. Молодняк среди пней уже был в два раза выше человеческого роста.
— Пожалуй, ничего страшного, — через некоторое время сказал Вителлий.
Мерик широко улыбнулся:
— Другое дело! Помнишь, каким занудой ты был, когда только приехал сюда?
Вителлий опять ткнул палкой в костер.
— Типичным макрагговцем — сплошные правила в голове, — усмехнулся Боларион. — А теперь только взгляни на себя. Ты почти научился расслабляться.
Остальные сержанты засмеялись.
— Гора на всех влияет, — сказал Вителлий.
— Кроме Говениска! — добавил Мерик.
Вителлий улыбнулся:
— Я не должен вам такое позволять.
— Но разве жизнь не стала веселее, когда ты начал это делать? — спросил Мерик. — Это называется «иметь друзей». Хотя, наверное, на Макрагге у тебя тоже друзья есть. Вы небось по графику встречаетесь.
Он достал из подсумка бумагу и немного сушеных листьев. На Соте было несколько растений, из которых получалось хорошее курево. Он скатал себе папиросу и предложил листья товарищам.
— Дурная привычка, — сказал Вителлий.
Мерик достал из костра горящую веточку и зажег папиросу.
— Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее только на хорошее.
— Что ты постоянно и доказываешь, — хмыкнул Боларион.
— И то верно. Я часто думаю, почему, во имя Терры, меня отправили именно сюда.
— Повелители Макрагга ничего не делают просто так, Мерик, — сказал Вителлий. — Если ты оказался здесь, то с определенной целью. Видимо, в один прекрасный момент какой-то клерк посмотрел на графики и сказал: «Самодовольный хвастун — вот что Соте по-настоящему нужно. Это максимально повысит социальную сплоченность», — и вот ты здесь.
Они все засмеялись.
— Вот видишь? — сказал Мерик. — Даже ты понимаешь, какая это глупость.
— Не совсем так. У твоего появления здесь будет причина, Мерик. И важная причина. Ты — число в алгоритме. Может быть, тебе это не понять, но Робаут Жиллиман не любит оставлять что-либо на волю случая.
Они немного помолчали. Затем Мерик встал и бросил выкуренную папиросу в костер.
— Что ж, джентльмены, мне нужно отойти по одному делу. А потом, думаю, пора будет ложиться. С нетерпением жажду узнать, на каком же замечательном твердом пне мне предстоит не спать сегодня.