Фарос
Шрифт:
Обердей все время бросал взгляды на экраны ауспика, надеясь увидеть подходящее для посадки место. На экране с визуальным потоком были лишь размытые полосы синюшного цвета. Более точные термальные и звуковые сканеры не работали.
Шасси «Громового ястреба», поврежденные при стремительном взлете, выдвинулись с визгом. Обердей решил сажать корабль прямо в деревья.
Он быстро осознал, что выбрал не лучшую практику.
На Соте конкуренция за свет была такой жесткой, что скородеревья не переставали расти, пока не падали под тяжестью собственного веса. Из-за быстрого
Верхушки деревьев с влажным звуком зашлепали по шасси. Сначала инерции корабля хватало, чтобы ломать деревья или отводить их в сторону, но они скоро забили передний коготь, как мокрая трава забивает механизмы в уборочной технике, и замедлили продвижение корабля. Нос качнулся вниз. Обердей запустил передние реактивные двигатели, чтобы корабль не перевернулся, непреднамеренно отняв у него еще остававшуюся скорость. В этот момент «Громовой ястреб» так резко перешел от полета к падению, что Обердей даже не догадался запустить вертикальные посадочные векторы.
Отдавшийся в позвоночнике толчок возвестил о прибытии на Соту.
Обердей поморщился. Корабль встал под неудобным углом, наклонившись вперед и вправо. От мочевой вони горелых скородеревьев щипало в носу.
У двери в кокпит появился Тебекай вместе с Толомахом.
— Трон, что это было? — спросил Толомах.
— Посадка? — предположил Обердей.
— Выключи двигатели! — ринулся вперед Толомах. — Ты устроишь в лесу пожар и выдашь врагу, где мы.
Обердей замялся, ища нужные рычаги. Толомах оттолкнул его в сторону.
— Арку следовало взять с собой меня, — сказал он, отключая двигатели.
— Ты бы сработал нс лучше, — сказал Тебекай.
— Сработал бы, я… — Возмущение Толомаха сменилось ужасом. — Арк! Что случилось? Как он?
— Я не знаю, — сказал Обердей и отошел от пульта второго пилота.
Толомах прижал пальцы к шее сержанта, затем слегка повернул его и поморщился от увиденного.
— Он жив, но с такой раной долго не протянет. В нем дыра с кулак размером. — Он заглянул внутрь. — Полностью прижглась. Она не кровоточит.
Три скаута посмотрели друг на друга.
— Это все? — спросил Обердей. — Остались только мы трое?
— Солон внизу, достает экипировку. Флориан не выживет. В пассажирский отсек пару раз попали. Там кошмар.
Тебекай и Обердей так паниковали во время спуска, что не заметили попаданий.
— А Маллий?
— Он с Флорианом.
— Нам повезло, что в нас попали, когда мы были в атмосфере, иначе бы все погибли. — Толомах зло посмотрел на Обердея. — Сержант Арк назначил тебя замом. Каковы приказы?
— Необязательно так делать. Мы можем совещаться, — сказал Обердей.
Толомах усмехнулся:
— Нет, Обердей, нет. Если не будет иерархии, мы станем препираться, как сенаторы старого Макрагга, когда иллирийцы сожгли Цивитас. Арк назначил тебя, хорошо это или плохо. Каковы приказы?
Обердей взглянул на товарищей. На взгляд человека, они были уродливы. Их лица, гротескно раздутые от сверхвысокого уровня гормонов, из детских сразу перескочили в божественные, упустив по пути что-то очень важное и человеческое. Они не были ни мальчишками, ни мужчинами, ни космодесантниками. Пока. Он неуверенно вздохнул, но, когда заговорил, голос становился все увереннее. Улучшенный разум стремительно выстраивал цепи из теорий и вытекающих из них практик.
— Вытащите сержанта Арка отсюда. Найдите носилки. Сделайте сами, если корабельные сломаны. Мы будем нести его, пока он жив. Все должны стоять снаружи через две минуты. Корабль наверняка найдут быстро. Нужно спрятаться где-нибудь и проработать теории.
— А Флориан? Ему балка грудь пробила. Задела оба сердца, насколько могу судить, — сказал Толомах. — Он держится, но едва-едва. Переносить его нельзя. И оставить тоже — не Восьмому легиону. Что делать?
Все они знали, что делать, но Тебекай при мысли об этом побледнел даже больше обычного. Он посмотрел на Обердея, молча умоляя избавить его от необходимости вызываться добровольцем. Умом Обердей всегда понимал, что командование — это тяжкое бремя. И все равно реальность выбила из него дух.
Он произнес, чувствуя тошноту:
— Проявите к нему милосердие.
Тебекай не сдвинулся с места.
— Я…
Обердея охватила злость на их положение. Он никогда еще не испытывал таких ярких, мощных эмоций и едва сдержал желание ударить Тебекая, корабль, что угодно. На лице задергалось несколько мелких мышц, а потом все прошло.
— Я это сделаю, — сказал он.
Он перевел взгляд в сторону темнеющей нижней палубы и потянулся к ножу.
— Нет, не сделаешь, — возразил Толомах и схватил Обердея за запястье, не давая ему достать нож. — Ты сосредоточься на том, как нам выжить. Я позабочусь о мертвых.
Обердей с благодарностью кивнул. Толомах глубоко вдохнул и направился вниз.
Мгновение стояла тишина, затем раздался крик. Флориан понимал, что его ждет.
— Давай, — произнес он голосом, напряженным от боли, но достаточно громким, чтобы его было слышно в кокпите.
Маллий испуганно крикнул, когда Толомах достал нож.
Обердей смотрел в пол, пока крики не прекратились.
Скауты двинулись в лес, бросив разбитый «Громовой ястреб» и тело мертвого товарища. Снаружи повреждения корпуса выглядели не так уж и страшно. Обердею подумалось, что, если отвести корабль в кузницы роты для ремонта, тот еще сможет летать.
Растительность вокруг «Громового ястреба» превратилась в пружинистый ковер, на котором легко было споткнуться, но он смягчил их посадку, к тому же корабль оказался укрыт лучше, чем Обердей ожидал. Лишившись поддержки соседей, деревья за местом крушения склонились вперед, зрительно сужая борозду, которую проделал «Громовой ястреб». Отыскать упавший корабль невооруженным глазом будет непросто, хотя с оптическим усилителем или термальным авгуром на это уйдут секунды. Но враг, похоже, был занят в других местах. В небе и лесу стояла тишина.